– Деревенский дом, бревенчатые стены… Большой диван, старый, кожаный…
– Что с ним?! – Никита на миг повернулся ко мне.
– Никита, следи за дорогой! – почти рявкнул я. – Он описывает то, что видит…
– Лоскутное одеяло, – продолжал Данила. – Круглый стол у окна… Окно ватой заложено… Зеркало! Большое, старинное, во весь рост зеркало! Слева от дивана!
– Что он так кричит? – спросил у меня Никита.
Похоже на то место, где Кристина может быть? Было в том доме, у бабки – зеркало во весь рост?!
– Да, есть там такое зеркало!
– Если Кристина в него посмотрит, то Данила сможет сказать ей что-нибудь… Она услышит. Подскажи ему, подскажи – что сказать!
Никита нервно заерзал на своем водительском месте:
Что же, что же ей сказать?…
–Она плачет, – сказал Данила, ощупывая свой живот. – У нее воды отошли! А-а-а…
Новые схватки Кристины снова на какое-то время передались Даниле.
Я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел в нем залитые слезами глаза Никиты. Сомкнутые челюсти, напряженные желваки… Он выжимал из своей машины все, что было возможно. И кажется, более того. Нас мотало на поворотах, словно мы сидели не в машине, а в люльке какого-то аттракциона.
Вдруг я увидел, что Никита поднял руку и что-то показывает ей.
– Скажи! Никита, скажи ему! – закричал я.
– Данила, Данила… – Никита собирался с мыслями. – Знаешь колыбельную – «Ты у меня одна?..»
Данила кивнул головой.
– Спой ей! Спой, ей станет легче!..
Повисла небольшая пауза. Данила словно бы собирался с духом, и вдруг запел – тихо-тихо, еле слышно.
– Все будет хорошо, – сквозь зубы прошептал Никита, глядя на дорогу. – Все будет хорошо, Кристина. Я еду! Все будет хорошо!
Машина взревела на очередном крутом повороте, и мы выскочили с асфальтированной дороги на грунтовую.
«Видимо, мы уже близко», – подумал я.
* * *
Нас трясло, как в миксере. Я закрыл глаза и, кажется, даже задремал. Моему взору откуда-то сверху предстала почти сказочная панорама. Ночь. Полная луна, на небосклоне россыпью лежат звезды. Густой лес, через него петляет дорога. Где-то вдалеке небольшая деревушка в десять, может быть, двенадцать домов.
По дороге мчится автомобиль, в нем три человека. Один дремлет на заднем сидении. Другой за рулем, он напряженно вглядывается в изгибы дороги. Держится за руль и временами смахивает с глаз слезы. Третий поет колыбельную, слова которой я слышу первый раз в своей жизни. Добрые, нежные, заботливые слова…
«Ты у меня одна, словно в ночи луна, словно в году весна, словно в степи сосна. Нету другой такой ни за какой рекой, нет за туманами, дальними странами.
В инее провода, в сумраке города, вот и взошла звезда, чтобы светить всегда, чтобы гореть в метель, чтобы стелить постель, чтобы качать всю ночь у колыбели дочь.
Вот поворот какой делается с рекой. Можешь отнять покой, можешь махнуть рукой, можешь отдать долги, можешь любить других, можешь совсем уйти, только свети, свети».
* * *
– Приехали! – Никита буркнул себе под нос. – Выходить надо, застряла машина.
Мы бросили машину и дальше около двух километров бежали почти в полной темноте. Никита впереди, мы с Данилой за ним.
Деревушку освещало два тусклых фонаря. Слабый свет в окне покосившегося бревенчатого дома, полуоткрытая калитка…
Кристина сидела на полу, на лоскутном одеяле, облокотившись спиной на старый кожаный диван. Ее полузакрытые, отсутствующие глаза смотрели в огромное зеркало.
– Кристина! – Никита бросился к ней.
– Что со мной?.. – шептали ее губы. – Где я?..
– Любимая! Господи…
– Никита – ты?… – она смотрела на него непонимающим, не то испуганным, не то счастливым взором. – Никита…
Никита подхватил ее на руки и двинулся к выходу. Кристина обхватила его шею, жадно вдыхала запах его волос, ощупывала его лицо, целовала. И повторяла его имя, раз за разом, только его имя… Как заклинание.
– Кристина, держись! Будь молодцом!
Я такая дура, Никита, – шептала она.
– Я сумасбродная дура… Что я наделала?!
Господи, что я наделала?!.
– Солнце мое, все будет хорошо! Слышишь меня?! Все будет хорошо!
Мы с Данилой помогли Никите уложить Кристину на заднее сидение джипа.
– Я выбросила ключи… – голос Кристины становился все тише.
– Как выбросила? Куда выбросила? – Никита был в растерянности.
– В колодец… Я…
Мы с Данилой переглянулись.
– Анхель, давай на переднее сидение! – скомандовал Данила. – Никита – к Кристине на заднее!
После этого он вбежал в дом и появился через мгновение, держа в руках большой нож. Орудуя им, как профессиональный угонщик, он взломал систему зажигания и завел машину.
– Ловко, – пробормотал я.
– Конверсия боевого опыта, – отшутился Данила.
Машина рванула с места, взяв курс обратно – на Москву.
Схватки следовали друг за другом, и были настолько мучительными, что скоро Кристина перестала ощущать боль.
Мне казалось, она была в бреду.
Пыталась говорить, ее мысли путались.
Никита держал. ее голову и без конца повторял:
«Все хорошо… Не волнуйся… Все будет хорошо…»
* * *
– Какая глупость, такая глупость… – Кристина разговаривала то сама с собой, то с Никитой. – Почему так?.. Смерти боялась, а жить не хотела. Теперь смерти не боюсь, потому что рядом она, а жить хочется…
– Кристина, тихо, тихо, – успокаивал ее Никита. – Пожалуйста, ничего не говори, береги силы…
– И зачем только я это сделала? – Кристина растерянно посмотрела в окно автомобиля. – Словно сама не своя была… Страшно мне было, Никита. Страшно и совестно…
– Да что ты такое говоришь, Кристина!
– Грех на мне…
– Все, успокойся, – Никита понял, что она бредит, и попытался надавить.
Нет, Никита. Грех… Если любишь, то любить до конца нужно. Я любила тебя, вся любила. Но чуть-чуть, да оставила. Побоялась я в полную силу тебя любить, Никита. От недоверия это, от недоверия. Ты вот любил меня, а я не доверяла… Грех это, грех.
– Кристина, пожалуйста…
– Никита, я должна сказать, – голос ее вдруг стал твердым. – Прости… Вдруг умру, а ты себя винить станешь, это моя вина, Никита. Боялась я тебе довериться, и не доверилась. Все придумывала себе то объяснения, то оправдания. Искала, как заставить сердце свое молчать. Все – ложь…