— Нам нужно поговорить, — сказала Хьюстон сестре, но та только кивнула и молча последовала за ней в небольшую оранжерею в отдалении от дома.
— Как ты могла так поступить со мной? — начала Хьюстон. — Что у тебя за принципы, если, впервые выезжая с мужчиной, ты можешь сразу же переспать с ним? Или я ошибаюсь? Ты ведь спала с ним?
Блейр молча кивнула.
— В первый же вечер? — скептически спросила Хьюстон.
— Но я же была тобой, — сказала Блейр. — Я была обручена с ним. Я думала, вы всегда… После того как он меня так поцеловал, я решила, что вы оба…
— Что мы оба? — удивленно переспросила Хьюстон. — Ты хочешь сказать, ты решила, что мы… занимаемся любовью? Ты что, думаешь, я бы попросила тебя поменяться со мной местами, если б это было так?
Блейр закрыла лицо руками.
— Ничего я не думала, я была не в состоянии думать. После приема он отвез меня к себе домой и…
— К нам домой, — сказала Хьюстон. — Я потратила несколько месяцев, чтобы обставить этот дом, готовясь к своей свадьбе.
— Там были свечи, и икра, и жареная утка, и шампанское, много шампанского. Он поцеловал меня, а я все пила и пила шампанское. И эти свечи, и его глаза. Я не могла остановиться. Прости меня, Хьюстон. Я уеду из города. Вы меня больше никогда не увидите. Лиандер через какое-то время простит нас.
— Он поцеловал тебя, и ты, разумеется, увидела небо в алмазах? — саркастически спросила Хьюстон.
— С золотыми и серебряными искорками, — ответила Блейр серьезно.
Хьюстон изумленно посмотрела на сестру. О чем она вообще говорит? Шампанское и свечи? Лиандер что, пытался соблазнить свою невесту? Задумал что-то, а получил не ту сестру?
А была ли Блейр не той сестрой?
— Как он тебя поцеловал? — тихо спросила Хьюстон.
Блейр была поражена.
— Не мучай меня. Я сделаю все, что ты хочешь, Хьюстон, клянусь тебе. Я…
— Как он тебя поцеловал? — спросила Хьюстон уже громко.
Блейр шмыгнула носом, и сестра протянула ей платок.
— Ты знаешь — как.
— Не знаю. Блейр икнула.
— Ну-у, это… это было замечательно. Никогда не думала, что такой холодный мужчина, как Лиандер, может быть таким страстным. Когда он обнял меня… — она взглянула на сестру. — Хьюстон, я пойду к нему и объясню, что все это по моей вине, что это была моя идея поменяться местами, и ты тут ни при чем. Думаю, никто кроме нас троих не должен знать, что случилось. Мы все вместе сядем и поговорим, и он все поймет.
Хьюстон чуть наклонилась вперед.
— Поймет ли? Как ты объяснишь, что я захотела провести вечер с другим мужчиной? И ты собираешься рассказать Лиандеру, что одного его прикосновения было достаточно, чтобы ты забыла обо всем на свете? Вот уж что действительно никак не похоже на холодную мисс Хьюстон Чандлер.
— Ты не холодная! Хьюстон промолчала.
— Лиандер только и говорил о том, как ты была великолепна вчера вечером. Зачем ему теперь какая-то неопытная…
Блейр подняла голову:
— У меня никого не было до Лиандера. Он первый.
Хьюстон не знала, смеяться ей или плакать. Она до смерти боялась первой брачной ночи и была уверена, что, сколько она ни выпей шампанского, все равно не сможет тягаться с Блейр. Поцелуи Лиандера не могла заставить ее забыть что бы то ни было.
— Хьюстон, ты меня ненавидишь? — тихо спросила Блейр.
Хьюстон задумалась. Странно, но она даже не ревновала. Единственное, что ее беспокоило, так это то, что Лиандер теперь будет требовать от нее того же. А как она сможет быть такой же, как Блейр? Возможно, Блейр научилась этому в медицинской школе, но в школе для молодых девиц мисс Джоунз учили, что место женщины в гостиной, а о том, что происходит в спальне, не было сказано ни слова.
— Ты как-то странно смотришь. Хьюстон так и подмывало спросить Блейр о деталях, но язык не поворачивался.
— Я не сержусь. Просто мне нужно время, чтобы прийти в себя, — сказала она. — Ты ведь не влюблена в Лиандера?
Блейр в ужасе посмотрела на нее:
— Конечно нет! Ни в коей мере. Он..; он много обо мне говорил сегодня?
Хьюстон сжала зубы при воспоминании о том, как он сказал, что Хьюстон, обычно невыносимо холодная, вчера была такой…
— Давай забудем об этом. Если сможем. Я поговорю с Лиандером, когда он успокоится, и это останется между нами. Сначала будет трудно, но я уверена, что мы найдем правильное решение. Мы не должны позволить этому происшествию встать между нами. Важнее всего то, что мы сестры.
— Спасибо, — Блейр порывисто обняла сестру. — Ни у кого нет такой сестры, как у меня. Я очень тебя люблю.
Блейр, похоже, немного успокоилась, но Хьюстон продолжали мучить сомнения, хотя она и уверяла себя, что все это глупости. Она любила Лиандера и еще ребенком приняла решение выйти за него замуж. Не может же такой пустяк, как эта ночь с ее сестрой, все перечеркнуть?
— Конечно нет, — произнесла она вслух, расправляя юбку, и направилась к дому. Одна единственная ночь не могла уже ничего изменить.
Было около четырех часов дня. Хьюстон, Блейр и их мать сидели в гостиной. Блейр читала медицинский журнал, а две другие женщины шили, как вдруг входная дверь шумно отворилась и в комнату ворвался мистер Гейтс.
— Где она? — проревел он так, что закачалась люстра. — Где эта шлюха?
Мистер Гейтс был в бешенстве. Он схватил Блейр за руку, вытащил ее из кресла и поволок к выходу.
— Мистер Гейтс! — Опал вскочила. — Что это значит?
— Эта… дочь дьявола провела ночь с Лиандером, и, несмотря на то, что она опорочила себя, он собирается поступить с ней как с честной женщиной. — Что?! — воскликнули все три женщины.
— Я говорю, что Лиандер собирается жениться на этой шлюхе.
С этими словами он выволок сопротивлявшуюся Блейр из дома.
Хьюстон тяжело опустилась в кресло, не в состоянии понять, что происходит.
— Хьюстон, — сказала ее мать. — Вы вчера с Блейр поменялись местами?
Хьюстон молча кивнула и снова принялась за шитье, как будто ничего не произошло.
Солнце село, в комнате стало темно, и горничная включила свет, а мать с дочерью все еще не произнесли ни слова. Только одна мысль крутилась у Хьюстон в голове: «все кончено».
В полночь отворилась парадная дверь, и Дункан втолкнул в гостиную Блейр.
— Все решено, — произнес он охрипшим от крика голосом. — Блейр и Лиандер поженятся через две недели. В воскресенье об этом объявят в церкви. Хьюстон молча поднялась с кресла.
— Дочка, — тепло сказал Дункан. — Мне очень жаль, что так вышло.