И когда его, Николаса, приговорили к смерти, он и сам поверил в то, что, видно, такая уж у него судьба. Он и держался этого мнения до тех пор, пока мать не прислала ему записку о найденных ею доказательствах его невиновности. Она писала, что вскоре истина выйдет наружу и он, Николас, станет свободным!
Но прежде чем ему удалось выяснить, что же это за доказательства, ему пришлось «умереть»! Во всяком случае, именно так теперь это преподносится в исторических сочинениях! А если уж по правде, то это – подлая, недостойная его кончина! Нашли, видите ли, лежащим без чувств над неоконченным письмом!
Но почему же тогда после его кончины мать не представила этих доказательств, чтобы восстановить его доброе имя? Вместо того, чтобы сделать это, она, стало быть, утратила власть над владениями Стэффордов и вышла замуж за Дики Хэарвуда, у которого мозги заплыли жиром!
Да, как много вопросов, на которые нужно найти ответы! И сколько же несправедливостей предстоит исправить! Сама честь его во многих отношениях поставлена на карту!
Его переправили сюда, в этот век, чтобы он получил возможность выяснить все, что требуется, а эту красивую молодую женщину придали ему в помощницы! И, обернувшись к Дуглесс, он с улыбкой поглядел на нее. Интересно, а был бы он столь же великодушен к ней, если бы она явилась к нему и сообщила, что прибыла из будущего? Нет, – подумал он, – нет, конечно! Он бы сам запалил костер, на котором ее сожгли бы как ведьму!
А она вот посвятила ему все свое время, хотя сначала делала это не очень охотно. Нет, быть неблагородной – вовсе не в ее характере!
Теперь она явно испытывает к нему влечение! Он прочитал это в ее глазах. Там, в его времени, когда женщина начинала питать к нему любовное чувство, он ее просто бросал! Женщины, навязывавшие свою любовь, только раздражали! Он, безусловно, предпочитал женщин вроде Арабеллы, которым больше нравились драгоценности или кусок изысканной шелковой ткани. И они с Арабеллой вполне понимали друг друга, кроме секса, между ними ничего не было!
Но с Дуглесс все представлялось совершенно иным: она, конечно, та, кто дарит любовь и кто любит всем своим существом. Этот мужчина, Роберт, получил толику ее любви, но он слишком глуп и потому просто не знает, что ему делать с нею! Он использовал, как мог, Дуглесс, поиграл с ее любовью и сделал ее несчастной!
И Николас хотел уже было шагнуть к ней: если бы он сам оказался любимым ею, он-то знал бы, что с этим делать! Он бы…
Нет, ни в коем случае! – приказал он самому себе и отвернулся от постели. Он не может позволить Дуглесс полюбить его: ведь когда он покинет ее, она с ума сойдет от горя! И ему, Николасу, тоже не нужно по возвращении тосковать о ней, представляя, как она живет здесь в одиночестве; даже мысленно не следует воображать ее испытывающей любовь к человеку, который ушел из жизни уже более четырех сотен лет тому назад!
Надо будет придумать какой-нибудь способ убить ее любовь к нему! Ему, конечно, нужна ее осведомленность об этом чужом для него мире, и сейчас он не может просто так отпустить ее от себя!
Но вместе с тем он также не способен просто уйти и оставить ее тут в горе! Он обязан придумать способ уничтожить ее любовь так, чтобы она была в состоянии понять его, чтобы способ этот был соотнесен с ценностями ее мира!
И, сам смеясь над абсурдностью своей идеи, Николас подумал, что мог бы, скажем, признаться ей, что любит другую. Такие признания обычно расхолаживают любую женщину! Но в кого бы он мог влюбиться? В Арабеллу? И он едва не расхохотался, вспомнив открытку, которую приобрела Дуглесс. Возможно, лучше было назвать какую-нибудь женщину, о которой она никогда и не слыхивала? Может, Алису? Елизавету? Джейн? Ах эта милая, милая Джейн!
И тут улыбка сбежала с его лица. А что, если Летицию?
Назвать себя влюбленным в собственную супругу?!
Об этой суке с ледяным взором он ведь неделями даже и не вспоминал! Когда его заключили в тюрьму по обвинению в измене, его Легация тотчас же занялась поисками нового мужа!
А сможет ли он уверить Дуглесс, что влюблен в собственную жену? Во вчерашнем фильме он видел тех, кто вступает в брак по любви. Возможно, если он скажет Дуглесс, что желает вернуться в свою эпоху именно потому, что чрезвычайно любит свою жену, то… Как-то не верится, что Дуглесс способна посчитать любовь чем-то более важным, нежели честь, но ведь этот их век такой странный!
Ладно, теперь все, что ему требуется, это найти подходящий момент и сообщить Дуглесс об этом!
Решение-то он принял, но от этого легче не стало! Тихонько выйдя из комнаты, он решил сходить к торговцу и договориться о продаже нескольких монет. А завтра они с Дуглесс отправятся в Торнвик и там попробуют найти ответы на все вопросы!
Бросив взгляд на Дуглесс, он вышел из комнаты.
* * *
Дуглесс внезапно проснулась, и, когда увидела, что одна в комнате, ее вдруг охватила паника, но она поспешила успокоить себя. Сцена с Робертом снова возникла у нее перед глазами. Правильно ли она поступила? Может, ей следовало поехать с ним? Ведь в конце концов, Роберт извинился – ну, не вполне, но все-таки! Возможно, он даже объяснил бы, почему бросил ее: он вполне мог подумать, что Дуглесс не желает больше путешествовать с ним! И, может статься, Глория и впрямь прихватила с собой ее сумочку без всякой задней мысли!
Дуглесс прижала ладони к вискам. Она совсем запуталась! Что она значит для Роберта? А для Николаса? И что оба они значат для нее? И отчего Николас явился именно к ней? Почему не к кому-нибудь еще? К кому-то не столь запутавшемуся в жизненных проблемах, как она?
Тут дверь открылась, и на пороге появился сияющий Николас.
– Я продал всего лишь несколько монет, и мы теперь богаты! – сообщил он.
Она тоже улыбнулась ему и вспомнила, как он выставил Роберта за дверь. Неужели правда, что этот мужчина – ее Рыцарь в Сверкающих Доспехах? Может, его послали к ней, потому что она попросту очень-очень нуждалась в нем?!
Ее пристальный взгляд, видимо, рассердил Николаса, потому что он нахмурился и отвернулся от нее.
– Мы будем ужинать? – осведомился он.
Ужинать они отправились в индийский ресторан, и Николас пришел в восторг от запаха корицы, кориандра, горячей подливы с перцем, пряностями и цитрамоном. Он уже почти освоился с вилкой, и Дуглесс заметила завистливые взгляды нескольких сидевших за соседними столиками женщин. Она стала расспрашивать о его прежней жизни, о 1564 годе и о том, чем, по его мнению, век двадцатый отличается от шестнадцатого.
Он рассказывал, но Дуглесс почти не слушала, а только смотрела на его глаза, волосы, на то, как движутся его руки. Нет, ему не следует возвращаться, думала она. Она хотела бы, чтобы он проявил инициативу и первым потянулся бы к ней! Она всегда хотела быть с таким мужчиной: добрым, вдумчивым, насмешливым, сильным, решительным, – с мужчиной, который знает, чего хочет!
К концу ужина Николас несколько притих, похоже, его что-то беспокоило. Обратный путь в гостиницу они проделали в молчании. Он не захотел разговаривать и в номере, не попросил ее почитать ему. Улегшись в постель, он отвернулся от нее и даже не пожелал спокойной ночи!