Захлопнув книгу, Дуглесс посмотрела на часы: самое время идти пить чай. Выйдя из библиотеки, она направилась прямо в сторону симпатичного маленького кафе. Заказав себе чай со «сконами», она уселась за столик и принялась перечитывать свои заметки.
– Я, право же, делал все, чтобы разыскать вас! – раздался вдруг знакомый голос, и, подняв глаза, она увидела стоявшего рядом со столиком Николаса.
– Может, мне следует постоять, покуда вы, милорд, не соблаговолите присесть? – осведомилась Дуглесс.
– Нет-нет, мисс Монтгомери, – парировал он, – вполне достаточно облобызать большие пальцы моих ног!
Дуглесс с трудом сдержала улыбку. Он заказал для себя чай, но расплачиваться за него пришлось ей, ибо у него по-прежнему не было при себе наличных денег.
– Что вы читаете? – спросил он.
Бесстрастным тоном она пересказала ему, что именно ей удалось вычитать в книгах. Если не считать легкого порозовения кожи в районе воротничка, можно было бы посчитать, что он никак не отреагировал на ее сообщение.
– А что, там в этих ваших исторических, трудах нигде не сообщается о том, что я был камергером у брата? – спросил Николас.
– Нет, об этом – ничего. Говорится только, что вы покупали лошадей и кутили с женщинами, – ответила она, подумав при этом: а ты еще вообразила, будто способна полюбить подобного мужчину! Похоже, впрочем, многие, очень многие, женщины и до нее воображали то же самое.
Откусывая от своего «скона» и запивая его чаем, Николас сказал:
– Вернувшись в свой век, я внесу изменения в ваши исторические труды!
– Но вы не в силах изменить ход истории! – возразила она. – История – это данность, это – то, что уже сделано. А того, что говорится в исторических сочинениях, вы никак не можете изменить: ведь книги-то эти уже напечатаны!
Он не счел нужным возражать ей, спросил только:
– А что там сообщается о том, каким все стало после моей кончины?
– Ну, так далеко я еще не заглядывала, – ответила Дуглесс. – Я прочла лишь о вас и о вашем брате. Холодно глянув на нее, он уточнил:
– Следовательно, вы читаете лишь о чем-то нелестном в отношении меня?
– Но там только нелестное, – ответила Дуглесс.
– А как насчет того, что это именно я спроектировал Торнвик? – спросил он. – Ведь сама королева воздавала ему хвалы как замечательному сооружению!
– Никаких записей о том, что именно вы его спроектировали, нет. Как мне сказала библиотекарша, существует и такое мнение, но доказательств этому никаких нет.
– Ладно, пошли! – сердито сказал тогда Николас, кладя на блюдце недоеденный «скон». – Идемте, я покажу вам, что я сделал! Я продемонстрирую вам то, что осталось после меня и что является результатом огромной работы!
С этими словами он поспешил прочь из кафе – недоеденный «скон» свидетельствовал о том, сколь сильно Николас был раздражен. Выйдя на улицу, Николас зашагал большими, сердитыми шагами в сторону гостиницы, и Дуглесс с трудом поспевала за ним.
По мнению Дуглесс, гостиница была очень красивой, но Николасу все здесь представлялось чуть ли не руинами. Слева от входа в отель высились какие-то каменные стены, и она сначала решила, что это остатки ограды, но он пояснил, что это – стены второй, составляющей почти что половину, части дома, которая так никогда и не была достроена. В данное время это были просто две высокие стены, увитые диким виноградом, а подножие все заросло травой. Он рассказал ей о том, сколь красивыми стали бы эти помещения, если б только их удалось выстроить так, как он это задумывал: деревянные панели, витражи, обрамленные мраморными резными решетками камины. На одной из стен проступал чей-то каменный профиль, почти разрушенный временем и дождями, и, указывая на него, Николас сообщил:
– Это – барельеф с ликом моего брата. Мне хотелось, чтобы его вырезали прямо в стене и я бы всегда помнил о нем.
Они прошли вдоль анфилады комнат без крыш, и он все подробно разъяснял ей. Теперь Дуглесс уже начала понимать, что именно им задумывалось. Она уже почти слышала звуки лютни, доносившиеся из музыкальной гостиной.
– Ну вот, – сказал он в заключение, – а теперь все это выглядит совсем не так! Теперь это – пространство, где бродят коровы да козы, да еще… йомены.
– Да, и йоменские дочки тоже! – ехидно добавила Дуглесс, приняв, видимо, его презрительную реплику на свой счет.
Он повернулся к ней и смерил ее презрительно-холодным взглядом.
– Так вы верите тому, что эти болваны написали обо мне! – воскликнул он. – Вы, стало быть, поверили тому, что вся моя жизнь была посвящена исключительно лошадям и женщинам?!
– Но это не я, милорд, утверждаю, а книги! – ответила она в тон ему.
– Ну, ладно, – сказал он, – завтра поутру мы с вами примемся за выяснение того, о чем никакие книги не сообщают!
Утром они явились в библиотеку, когда ее только-только открыли. Потратив минут двадцать на то, чтобы растолковать Николасу, как устроена система свободного доступа к полкам, Дуглесс сняла со стеллажа, на котором стояли книги о Стэффордах, пять из них и принялась читать ему вслух. Сидя напротив нее, Николас с тоской смотрел на число страниц в книге и хмурился. Понаблюдав за ним в течение получаса и увидев, как он борется со скукой, Дуглесс сжалилась:
– Вечерами, сэр, – сказала она тихо, – я, возможно, могла бы и поучить вас читать. – Поучить меня читать? – удивленно переспросил он.
– Ну да, в Америке я преподаю в школе и достаточно опытна в обучении чтению детей. Уверена, что и вы смогли бы научиться читать!
– Да неужто? – иронически спросил он, приподнимая бровь. Больше он ничего не стал объяснять, но встал с места и, подойдя к библиотекарше, задал той несколько вопросов. Дуглесс толком не слышала, о чем именно он спрашивал. Понимающе улыбнувшись и кивнув ему, библиотекарша ушла куда-то и через минуту вернулась со стопкой книг, которые и вручила Николасу.
Николас отнес книги к их столику и приоткрыл верхнюю из них. Лицо его радостно просияло, и он сказал:
– Вот, мисс Монтгомери, почитайте-ка мне это! Разворот книги представлял собой факсимиле какого-то документа – совершенно непонятного: буквы имели странные очертания, а слова весьма причудливую орфографию. Дуглесс вопросительно посмотрела на Николаса.
– Вот это и есть печатная продукция моего времени! – сообщил он и, взяв книгу и глядя на титул, добавил:
– Это – пьеса, ее написал некий муж по фамилии Шекспир.
– А вы что, не слыхали о нем, что ли? – поинтересовалась Дуглесс. – Я-то лично полагала, что этот «муж» – из самых что ни на есть елизаветинских времен!
– Нет, я ничего о нем не знаю! – ответил Николас, садясь напротив нее и приступая к чтению. Не прошло и нескольких минут, как он целиком погрузился в книгу. Дуглесс же продолжила свое копание в исторических трудах.