Ее мать и мать Вилли договорились, что она будет заниматься с Вилли три дня в послеобеденные часы. Когда Джеки это узнала, она разозлилась и решила избавиться от ребенка. Она придумывала, что бы такое сделать, чтобы перепугать его до полусмерти. В пятнадцать лет она была совершенным сорванцом, а Вилли — в свои пять — крупным не по возрасту и очень крепким. Джеки взбиралась на дерево, часами оставляя Вилли одного внизу. Она надеялась, что он пожалуется своей матери, но он молчал. Его терпение было бесконечным; и еще казалось, что шестое чувство Вилли помогало ему разбираться в том, что можно и нельзя делать. Когда ему было пять, он не катался на канате, привязанном к суку дерева и свисающему над водой. Не делал этого и в шесть лет. Но когда ему исполнилось семь, он все-таки взобрался на канат и стал кататься на нем. Джеки заметила, что он боится, но, сжав маленький рот, он проделал это, а потом по-собачьи поплыл за ней по воде. Она воздержалась от поздравлений, но, улыбаясь, подмигнула ему. И была вознаграждена одной из редких улыбок Вилли.
После этого они подружились. Джеки учила его плавать и позволяла ему помогать ей по дому. Вилли, говорящий только тогда, когда было что сказать, заметил, что дом Джеки интереснее, чем его. В его доме все делают слуги, а в ее — люди делают хорошее для себя.
Однажды Джеки остановилась на улице, чтобы поздороваться с самым красивым мальчиком из ее класса, но Вилли протиснулся маленьким телом между ними и сказал подростку шестифутового роста, что Джеки — его девушка, а он может быть свободен, для его же блага. Шесть месяцев в школе насмехались над ней. Другие дети безжалостно подшучивали по поводу ее телохранителя в три фута ростом, который собирается ставить им синяки и разбивать коленки.
— Джеки, ты его подбрасываешь, чтобы поцеловать перед сном? — веселились они.
Когда Вилли исполнилось семь лет, народ в городке прозвал его Тенью Джеки. Где только возможно, он был с ней; не имело значения, что она предпринимала, чтобы воспрепятствовать этому. Она вопила на него, рассказывая, что она о нем думает, пыталась даже сказать, что его ненавидит, но он постоянно был рядом.
Когда ей исполнилось семнадцать, с ней возвращался домой из школы один мальчик. Они остановились на секунду около почтового ящика, так как мальчик вынимал запутавшийся лист из волос Джеки, когда из кустов вылетел семилетний Вилли, дикий, как бешеный кот, и сбил своим телом не ожидавшего броска мальчика. Джеки, конечно, готова была умереть на месте. Она оттянула Вилли от мальчика, извиняясь перед ним, но мальчик был раздосадован, так как Вилли смахнул его на грязную дорогу. На следующий день каждый в школе говорил Джеки колкости об ее крошечном любовнике, которого она прячет в кустах. Мать Вилли, приятная женщина, услыхав о скандальной истории, пришла извиняться перед Джеки: «Он так сильно любит тебя, Джеки». Но в семнадцать лет Джеки хотелось услышать, что ее любит капитан футбольной команды, а не ребенок, ростом ей по пояс. Она не разговаривала с Вилли три недели после этого случая, но смягчилась, когда, встав утром, нашла его спящим на перилах веранды. Ночью он перелез через окно своей спальни и подождал приезда молочника. Пристроившись между молочными бидонами, он дождался, когда водитель остановится у дома Джеки, и вышел. Свернувшись калачиком на перекладинах перил, он и заснул. Когда Джеки увидела его, то сказала, что он — это просто казни египетские, а ее мать решила, что Вилли очень сообразительный.
Вилли был ее хвостиком и в тот день, когда она встретила Чарли, тут же влюбилась в аэроплан. Вилли спросил:
— Аэропланы ты любишь больше, чем меня?
— Да я укусы комаров люблю больше, чем тебя! — ответила она.
Вилли, как обычно, ничего не ответил, что уязвило ее больше, чем если бы он вопил, верещал или плакал, как другие дети. Но Вилли был странный маленький мальчик, больше похожий на старичка, чем на нормального ребенка.
Когда она уезжала из дома с Чарли, то трусливо избежала встречи со своей матерью, оставив ей записку. Но на полпути к аэродрому она внезапно вернулась. Она попросила знакомого подбросить ее к дому Вилли, где в этот день праздновали день рождения. Большинство из одиннадцати братьев и сестер Вилли с другими детьми Чендлера орали так, что земля сотрясалась, но Вилли не было видно. Его мать — само спокойствие среди хаоса, увидев Джеки, показала ей в сторону веранды.
Она нашла сидящего там Вилли, в одиночестве читающего книгу об аэропланах. Посмотрев на него, Джеки неожиданно подумала, что немного все-таки его любит. Когда важный, редко улыбающийся малыш Вилли увидел ее, идущую к нему, его лицо осветилось радостью.
— Ты никогда не приходила меня проведать, — сказал он, и то, как он это сказал, вызвало в ней чувство вины. Может, она была слишком строга к нему? Все-таки им часто было хорошо.
Он посмотрел на ее чемодан.
— Ты с ним уезжаешь, да? — В его голосе было страдание.
— Да, еду. И ты — единственный, кому я это сказала. Маме я оставила записку.
Вилли кивнул, как взрослый.
— Она не захочет, чтобы ты уехала.
— Она может заставить меня остаться.
— Да, она — может.
Она всегда обращалась с ним как со взрослым мужчиной, но тут, заметив его грусть, протянула руку и погладила ему волосы.
— Увидимся еще, малыш, — сказала она и хотела уйти, но Вилли крепко обхватил ее за талию.
— Я люблю тебя, Джеки! И буду любить тебя всегда!
Опустившись на колени, она внимательно посмотрела ему в глаза.
— Хорошо… может, и я тоже люблю тебя… немножко.
— Ты за меня пойдешь замуж?
Джеки засмеялась.
— Я собираюсь выйти замуж за солидного старого мужчину и поглядеть на мир.
— Ты не можешь это сделать, — прошептал он. — Я тебя увидел первым.
Поднимаясь, Джеки посмотрела на него, на ручейки слез, стекающие по ангельским щечкам.
— Сейчас я должна уехать. Когда-нибудь мы с тобой еще увидимся, детка. Я в этом уверена.
Даже Джеки не верила своим словам. Она решила уехать из этого «однолошадного городка» и никогда не возвращаться. Джеки собиралась повидать мир! Импульсивно, как она делала многое, она отколола от своей блузки значок — голубой с золотом, цвета школы, и отдала ему. Зачем ей нужен значок какой-то школы в каком-то городе?
Вилли так уставился на этот значок, что не сразу осознал, что Джеки уходит, уходит своей обычной походкой, близкой к бегу.
— Ты мне напишешь? — протянул он, труся позади нее, безуспешно пытаясь задержать.
— Обязательно, детка, — ответила она через плечо. — Я обязательно напишу.
И не написала, конечно, ни разу за все прошедшие годы. Она вспомнила Вилли не больше шести раз, и только тогда, когда в компании речь заходила о маленьких городках. Как бы аккомпанируя рассказчику, она, смеясь, рассказывала историю о малыше Вилли Монтгомери, который был ее мучением от двенадцати до восемнадцати лет. Пару раз интересовалась его судьбой, но знала, что у него есть деньги и связи Монтгомери, так что он может делать все, что ему понравится.