Когда она добралась до замка, бородач был уже там, и она с удовольствием отметила, что никто не смеялся, услышав его историю. Она соскочила с лошади и выплеснула на него весь неделями копившийся гнев. Эдилин так разозлилась, что слова не шли в голову, и потому она со всего размаха пнула его, а потом хлестнула плетью. Она хотела ударить его по плечу, защищенному толстой шерстяной накидкой, но он наклонился, и удар пришелся по шее, и плеть распорола кожу.

Эдилин тут же пожалела о содеянном, но он сгреб ее в охапку и швырнул в лохань, из которой поили лошадей. И вновь единственным утешением стало то, что люди молчаливо приняли ее сторону. Добрейшая Мораг помогла подняться, и Эдилин направилась прямо к дяде, чтобы рассказать, как поступил с ней этот наглый шотландец.

Она не знала, чего ожидать от дяди, но того, что дядя посмеется над ней и примет сторону волосатого шотландца в юбке, она никак не ожидала. Эдилин вышла из комнаты, постаравшись не показать дяде своих слез.

Но тот человек, что сделал ее жизнь еще горше, чем она была, пошел следом за ней на крышу. Возможно, все дело было лишь в том, что близился день рождения, или в том, что этот бородач был вождем Мактернов, но, несмотря на предупреждения Шеймаса, Эдилин выложила ему всю правду и попросила помочь сбежать.

К ее ужасу, он рассмеялся.

Она убежала от него, заперев за собой дверь на задвижку, оставив его на крыше. Эдилин так рассердилась, что с удовольствием скинула бы его с крыши.

На следующий день она проснулась со стоном на устах. Оставалось всего три дня до дня рождения и до конца ее жизни, до конца той жизни, которой она жила до сих пор.

Эдилин сидела на полу, мечтая поскорее свести счеты с жизнью. Дверь открылась, и вошла Мораг.

— Вот, — сказала она и протянула ей… нет, не письмо, а большой пакет от Джеймса.

— Кто-нибудь знает?

— Никто. Прочтите. Может, оно вас развеселит.

— Да, — улыбнулась Эдилин, но не стала вскрывать конверт, пока Мораг не вышла из комнаты.

Внутри была маленькая бутылочка с притертой пробкой и красной сургучной печатью.

«Дорогая, — писал Джеймс, — прости, что я не смог сразу ответить, но я должен был разработать план и начать его осуществление. Мне потребовалось немало времени на то, чтобы сделать все необходимые приготовления, но мне это удалось. Ты заплатишь мне за освобождение… своими поцелуями».

Эдилин прижала письмо к груди и на мгновение закрыла глаза. Он действительно ее любит!

«Ты должна сделать все в точности так, как я тебе велю, — писал он. — Иначе план не сработает. Делай все точно и вовремя, потому что все рассчитано по минутам. Ты меня понимаешь?»

И, несмотря на то, что Эдилин была в комнате одна, она согласно кивнула и продолжила чтение.

Глава 4

— Завтра у нее день рождения.

— Что? — спросил Малькольм, подбросив в ясли овес.

— Ее день рождения. Завтра.

— О да! Ты знаешь, а ведь у нее есть имя.

— Я слышал его, но не запомнил.

Ангус всю ночь провел в горах, охраняя скот. Но, бродя по горам, он все считал часы до того момента, когда племяннице Лоулера придется выйти замуж за одного из тех демонов, которых Лоулер называл своими друзьями. Кого из них она выберет, когда придет время? Старого Баллистера или молодого, но злого Элвоя? В ту ночь Ангус места себе не находил, представляя ее наедине с одним из них.

Она обратилась к Ангусу за помощью, но он лишь посмеялся над ней. Эта мысль преследовала его двое суток. Сейчас день клонился к вечеру, он сидел в стойле и наблюдал за работой Малькольма, но все никак не мог забыть о том, что натворил.

— Что тебя грызет, парень? — спросил Малькольм.

Ангус рассказал ему. Он сидел на табурете, едва не валясь с ног от усталости, и рассказывал.

Когда он закончил, Малькольм поднял глаза:

— Что будем делать? Как ее спасти?

— Ничего мы не будем делать! — отрезал Ангус. — Нам надо думать о себе. Нам надо думать о наших малышах и о том, чем их кормить. Если мы пойдем против Лоулера, если мы восстанем, то накажут нас, а не ее.

— Ты ведь уже все решил, да?

— Да, решил, — сказал Ангус, и, когда посмотрел на Малькольма, усталость как рукой сняло. Ангус вновь был полон энергии и готов к действию. — Я подумал, что они не смогут пожениться без церкви.

— Ты хочешь спалить церковь? — с ужасом спросил Малькольм.

— Нет, — ответил Ангус. — Я просто подумал, что мы можем на эту ночь оставить церковь без пастора.

— Должно быть, Лоулер уже приказал пастору сегодня ночью быть в церкви.

— Я подумал… Имей в виду, это просто мысль, которая пришла мне в голову случайно, но мы могли бы поговорить с Шеймасом, он поможет заставить пастора забыть о назначенной встрече. Если мы заявимся к пастору домой, прихватив с собой немного или, может, довольно много портвейна Лоулера, то старик забудет, что ночью должен быть в церкви.

— Почему Шеймас? Когда ты начал ему доверять?

— Я понимаю, что совершаю грех, за который попаду прямиком в ад. А уж если придется отправиться в ад, то я хочу захватить с собой того, кому в аду самое место.

— Отличная мысль, — серьезно кивнул Малькольм, но уголки его губ предательски поползли вверх. — Положим, мы не дадим им обвенчаться этой ночью, а что мы будем делать завтра? А послезавтра?

— Не знаю, — вздохнул Ангус. — Думаю, нам придется ее увезти и где-нибудь спрятать. Тогда мы… Почему все эти заботы валятся на меня?

— Потому что ты всегда находишь решение, — сказал Малькольм. — К Шеймасу пойдем вместе?

— Нет, я хочу, чтобы ты украл бочонок с портвейном.

— Это не займет больше минуты, — сказал Малькольм. — Давай иди к Шеймасу. Тебе придется расстаться с двумя-тремя монетами, что ты припрятал в третьем стойле. Шеймас без денег ничего делать не станет.

Ангус не стал задерживаться, чтобы выяснить, каким образом Малькольм узнал о его тайнике. Сейчас нельзя терять ни минуты.

— Почему ты не можешь поехать? — спросил Ангус у Шеймаса.

Они сидели в маленьком старом домишке с земляным полом, где Шеймас жил с сухонькой старушкой матерью и тремя братьями. Четверо старших братьев уехали, как только выросли, устав терпеть побои отца. Впрочем, их отъезд таинственным образом совпал с трагической и скоропостижной смертью папаши Шеймаса. До сих пор многие из клана Мактернов гадали, как могло так случиться, что отец Шеймаса среди бела дня сорвался с утеса. Но, какова бы ни была причина его смерти, никто не сожалел о том, что его не стало.

— Мне надо везти в Глазго груженую повозку, — сказал Шеймас.

— С каких это пор ты сделался кучером?