— Правильно, предупреждают вас, что Тесс заботится обо мне всю жизнь, но это не так. Да, я научился слушаться, когда она вкалывает, как настоящая ломовая лошадь, но есть некоторые аспекты, касающиеся меня, о которых она не знает ничего. И вы возглавляете этот список. Наверное, это связано с тем, что я слышал о вас еще в раннем возрасте, но, Джос, вы мне очень нравитесь. Вы умная и веселая, и я наслаждаюсь общением с вами. Я чувствую себя с вами очень комфортно. Этого достаточно, чтобы заложить фундамент для наших отношений?
— Да. — Каждое сказанное им слово позволяло ей чувствовать себя все лучше.
Она не хотела признаваться, что ревнует к Тесс, и тем приятнее окончательно убедиться, что для ревности не было причин.
Джос заглянула в корзину.
— Вы съели весь паштет?
— До последнего кусочка. — Он повернулся на бок, его голова опиралась на руку, а глаза с теплотой смотрели на Джос.
Ей пришлось заставить себя отвести от него взгляд. Слишком быстро, подумала она. Чересчур быстро. Мисс Эди говорила, что женщины, которые слишком быстро переходят определенные границы с мужчиной, сильно обедняют свою жизнь, отказываясь от замечательного периода ухаживания. Она рассказывала, что Дэвид ухаживал за ней очень пылко. «Прошло много времени, прежде чем я согласилась… стать его подругой». Когда она произносила эти слова, то всегда краснела.
Джос было неприятно думать о том, чем это «пылкое» ухаживание закончилось, когда мисс Эди вернулась домой с ногами, сплошь покрытыми безобразными шрамами, и обнаружила, что ее возлюбленный Дэвид уже женат на другой.
— Так расскажите мне об этой истории с пирожными, — снова напомнила Джос, намазывая крекер маслом.
— Я не знаю подробностей. Кто-то вам позвонит, возможно, моя сестра и, возможно, сегодня вечером, и спросит, знаете ли вы, как сделать корзиночки с глазурью.
— Это будет тот детский праздник, на который вы приглашали меня?
Рамзи взял крекер, который она протянула ему.
— Да.
— Вы видели мою кухню?
— Конечно, — ответил он, жуя. — Кухня… — Он посмотрел на Джос. — Кухня оставляет желать лучшего. И видимо, сложно испечь пирожные без… без необходимых приспособлений.
— Думаю, у вас бы получилось.
— Моя сестра научила меня только делать пасту. Это единственное блюдо, которое я умею готовить.
Джос жевала крекер, обдумывая услышанное.
— Думаю, ваша сестра делает все это для того, чтобы помочь своему холостому брату жениться на девушке, которая, как она полагает, богата и живет в самом роскошном и самом знаменитом доме в городе.
— Конечно. Моя мать уже отчаялась ждать, и моя сестра тоже считает меня безнадежным.
— Поэтому я — ваш последний шанс?
— Последний. — Рамзи горько улыбнулся. — У меня такое чувство, что вы уже что-то придумали.
— Вы знаете, какой сейчас последний писк моды в еде для детей?
— Подкрашивать все в фиолетовый цвет?
— Это уже старо, — сказала она. — Нет, новейшая идея — это смешать пучок очищенного шпината с шоколадом.
Рамзи посмотрел на нее с таким ужасом, что она рассмеялась.
— Это только звучит дико. На самом деле это вкусно и полезно. Вы кладете кабачок в биг-мак, а сыр и цуккини в хот-доги, которые обожают все дети. Подумайте, ведь есть дети, которые уже выросли и никогда не ели, например, брокколи? Задача в том, чтобы дети выросли большими и сильными. Вот когда пойдут в колледж, тогда будут выбирать сами.
— Целые поколения детей растут, не зная, например, вкуса настоящего шоколада, — заметил Рамзи, все еще пребывая под впечатлением от ее идеи, которая казалась ему абсолютно бредовой.
— У вашей сестры есть какие-нибудь деньги? Если она часть вашей семьи, она должна быть богата.
— Что? — переспросил Рамзи.
— Если ваша сестра позвонит мне и попросит испечь несколько дюжин пирожных для детского праздника, я, по-видимому, должна буду сделать это бесплатно. Но тогда это укрепит веру в то, что вместе с домом я унаследовала и кучу денег, и эта денежная ловушка проглотит все, что я зарабатываю. Поэтому я хочу спросить, сможет ли ваша сестра оплатить мои труды?
— Да, сможет. Ее муж работает у Буша и зарабатывает хорошие деньги.
— И конечно, еще есть трастовый фонд вашего деда?
— Есть и трастовый фонд, — улыбнулся Рамзи. — Ваша тревога немножко улеглась?
— Я не собираюсь посвящать всю свою жизнь приготовлению корзиночек с глазурью и всяких других пирожных, но сейчас я не могу придумать ничего лучшего. Сара говорит, что в Эдилине нет никакой нормальной работы.
— Никакой, насколько я знаю. Люди либо работают где-то в других городах, либо открывают собственный бизнес. Может быть, вы и Сара смогли бы что-нибудь создать вместе?
— Открыть магазин одежды, где я буду продавать корзиночки с глазурью? Не очень здравая мысль. Кроме того, чтобы зарабатывать деньги на этом, надо построить такую пекарню…
— Не забудьте, что на вашей шее будет сидеть еще и санитарный инспектор, — добавил Рамзи.
— Верно. Иногда я совсем забываю, что вы юрист.
— Это комплимент?
Джос посмотрела на ручей и задумалась.
— Ну, во всяком случае, у меня будет шанс показать миру, в лице Эдилина и окрестностей, на что я способна. Если я выполню эту работу с блеском, может быть, я смогу зарабатывать какие-то деньги, чтобы прокормить себя, пока… пока…
— Мне очень стыдно, — вздохнул Рамзи. — Ведь это именно я испортил вашу жизнь, заставив бросить работу и приехать сюда. Я сказал вам, что вместе с домом вам достались и деньги.
— Вот и не забывайте об этом. Я воспользуюсь этим, если мне потребуется взять взаймы. — Издалека донесся автомобильный гудок. — Который час?
Рамзи хмыкнул.
— Мне не нужно смотреть на часы, чтобы понять, что сейчас два. О чем вы договорились с Люком?
Она начала быстро убирать еду в корзинку.
— Растения для сада. Мы должны купить лаванду.
— Зачем? — Он поднял плед за один край, а Джос взялась за другой.
— Для печенья.
— Поразительно, но вы, кажется, совсем не расстроились, услышав, что разорены.
— Знаете, в экстремальной ситуации у человека открывается второе дыхание. — Когда снова послышался сигнал машины, Джос посмотрела на Рамзи.
— Пойдемте, — сказал он. — Я возьму корзинку.
— Спасибо, — поблагодарила она, направляясь к тропинке, но затем снова обернулась к нему. — Три двадцать пять.
— Что?
— Столько запрашивают в Нью-Йорке за лучшие пирожные. Три доллара двадцать пять центов.