Возможно, ее жизнь с Джимми не укладывалась в рамки привычных представлений, но это была ее жизнь, и пока Джимми был рядом, она радовалась ей.
А теперь она осталась одна. Ей не с кем перекинуться словом, не с кем посоветоваться. И секса в ее жизни больше нет. Она будто раздвоилась, и если одна ее часть настойчиво призывала облачиться в траур и, по примеру королевы Виктории, до конца жизни оплакивать покойного мужа, то другая хотела смеяться, радоваться и, возможно, даже очутиться в постели с другим мужчиной. Переход от активной сексуальной жизни к ее полному отсутствию оказался болезненным. Физически болезненным.
Бейли заставила себя медленно выйти из кухни и через несколько минут уже сидела на ступеньках заднего крыльца с миской хлопьев «Чириос».
— Мы теперь сами по себе, детка, — сказала она, обращаясь к тутовому дереву, на котором уже начали образовываться завязи. От садовника-англичанина Бейли узнала, что тутовник — самое осторожное дерево из всех садовых: оно ни за что не выпустит листья, пока не пройдут последние заморозки. «Следите за тутовником», — посоветовал садовник. Если почки на тутовом дереве лопнули уже в начале апреля, значит, можно высаживать самые нежные цветы и другие растения. Но даже если апрель и май выдались солнечными и прогноз не обещает никаких заморозков, а тутовник все равно стоит с голыми ветками, растения, для которых холод губителен, лучше оставить в теплице — поздние заморозки неизбежны.
Так чем же ей сегодня заняться? Бейли задумалась. Закатать еще фруктов и ягод? Законсервировать несколько новых банок чатни? Несмотря на то, что она пока не представляет, как их продавать?
С другой стороны, можно было бы потратить день, попытавшись выяснить то, о чем просил ее Джимми. Прошло несколько недель с тех пор, как она впервые прочитала записку, которую он ей оставил, и чем чаще перечитывала ее, тем сильнее досадовала. «Узнай всю правду о том, что случилось, — хорошо, Веснушка? Сделай это ради меня».
Какую правду, уже в который раз мысленно спросила она. Неужели он не мог хотя бы намекнуть? Все в Кэлберне называли ферму, которую Джимми завещал ей, старым домом Хенли. Но при чем тут Джимми, фамилия которого — Мэнвилл? С другой стороны, фамилию Джимми мог и поменять. Врал же он о своем детстве, почему бы не соврать насчет фамилии?
Разглядывая старое дерево, Бейли вдруг широко раскрыла глаза. Была одна деталь, о которой Джимми не мог солгать. У него на лице был шрам, который он маскировал пышными усами, — шрам, о котором знала только она. Однако в первый и последний раз, когда она отважилась упомянуть об этом шраме — это случилось в первую брачную ночь, — Джимми в первый и последний раз по-настоящему разозлился на нее. Поэтому больше об этом шраме она не заикалась.
Вспомнив о нем сейчас. Бейли слегка приободрилась. Может, она все-таки сумеет выяснить то, о чем просил ее Джимми.
Она вернулась в дом, поставила пустую миску в посудомойку, взяла сумочку и ключи от машины. Пора побывать в центре Кэлберна.
Но, уже отпирая дверцу машины, Бейли вдруг замерла и, повинуясь порыву, бегом вернулась домой, за деревянным ящиком из-под клубники, заставленным банками. Если местные жители для начала попробуют ее товар, это никому не повредит.
Если бы Бейли понадобилось выбрать для описания Кэлберна единственный эпитет, им стало бы слово «опустелый». Или «покинутый».
Ферма Бейли располагалась в двух милях от перекрестка, где начинался «центр» Кэлберна, и на пути к нему ей то и дело попадались пустующие дома. У дороги она видела обширные старые фермы с широкими верандами в тени деревьев размером с ракетную пусковую установку. Трава на лужайках перед одними домами была тщательно скошена, а перед другими все заросло кустами и бурьяном. Встречались строения, которые вроде бы выглядели живыми и в то же время сохраняли заброшенный вид.
— Господи, что здесь случилось? — вслух изумилась Бейли. — Почему отсюда разъехались люди?
Притормозив у перекрестка, она увидела, что большинство магазинов тоже закрыто. Витрины одних были заколочены, в других сквозь пыльные стекла виднелись пустые прилавки. На некоторых витринах желтели таблички: «Сдается в аренду».
Но кое-кто в Кэлберне еще работал: в здании, которое выглядело так, словно было перестроено из двух соседних, с одной стороны помещалась почта, с другой — закусочная. Бейли попалась еще антикварная лавка, но насколько она сумела разглядеть сквозь запыленные стекла, в ней продавалось скорее просто старье, чем антиквариат. В помещении оптового склада кормов продавали и скобяные изделия, и здесь же пристроился продуктовый магазин. Возле его дверей стоял мусорный бак, полный вялых и дряблых овощей. Бейли взяла себе на заметку поговорить с Мэттом насчет покупки продуктов.
Был в городе и еще один магазин, где продавали всякую всячину, в том числе мороженое, и давали на прокат видеофильмы. А в конце улицы обнаружился салон красоты «Опал».
Бейли решительно зарулила на пустую стоянку перед салоном: она знала, что именно с него ей следует начать сбор информации.
Над дверью зазвенел колокольчик, но девушка-подросток, восседающая в кресле и жующая шоколадный батончик, не подняла глаз от журнала, посвященного кино. Ее добела высветленные волосы длиной сантиметров десять, с отросшими черными корнями, были поделены на мелкие хвостики и закреплены разноцветными резинками, глаза жирно подведены черным. Несмотря на теплый день, незнакомка оделась в свитер, который по размеру подошел бы детенышу бегемота, и черные облегающие брюки, как у тореадора.
— Да? — с отсутствующим видом пробормотала она, повернув голову к двери, но не глядя на Бейли. — Вам чего?
— Я просто хотела узнать, нельзя ли… — Бейли замялась.
Может, и зря она сюда заглянула. Ей определенно не хотелось доверять свои волосы этой девице.
— Карла! — послышался голос из глубины салона. — Посмотри, кто там.
— Ща, мам, — со скучающим видом откликнулась девушка, сидящая в кресле. — Минуту.
Бейли уже собиралась сказать, что передумала, как вдруг из-за занавески вынырнула женщина, застыла и молча уставилась на Бейли, разинув рот.
— Так это вы, — наконец выговорила она.
На один страшный миг сердце Бейли ушло в пятки: почему-то она решила, что незнакомка узнала в ней Лиллиан Мэнвилл, жену миллиардера.
— Вы вдова из старого дома Хенли, да? Это к вам сегодня переезжает Мэтт Лонгейкр?
Заулыбавшись, Бейли кивнула. Нет, она не ошиблась: желая узнать, что творится в Кэлберне, она обратилась прямо по адресу.
— Кыш, — прошипела женщина девице, которая словно ожила и тоже вытаращилась на Бейли так, словно та вышла из летающей тарелки. Женщине пришлось потрясти девицу за плечо, чтобы согнать с кресла. — Беги в магазин, принеси ей что-нибудь попить, — продолжала распоряжаться женщина. — «Доктора Пеппера» неси. — И она снова обратилась к Бейли: — Вас покрасить? Сделать завивку? Или мелирование? Или стрижку? Кстати, я Опал.