— Не беспокойся. Если верить агенту, дом вполне надежен. Но в любом случае у нас будут еще и инспекторские отчеты. А к саду я равнодушен. Я подожду тебя здесь.
Он опустился на камень и устало закрыл глаза — или он хотел прогнать ее?
— Я не о доме, черт бы его побрал! — выпалила она.
Его синие глаза распахнулись.
— Если хочешь что-нибудь сказать, говори, — безжизненно пробормотал он, и Клео никак не могла его понять.
— Я о разводе.
С сильно бьющимся сердцем она села рядом. Она знала, надеяться не на что, но не могла молчать. Конечно, она для него обуза, от которой нужно как можно скорее избавиться; но ведь он тревожился о ней и ребенке, и этого она не могла забыть.
— Это займет некоторое время, Клео, но я завтра же дам делу ход.
Он говорил мягко, словно с нетерпеливым ребенком, но она, взметнув волосами, резко замотала головой. Он явно решил понимать все ее слова превратно!
— Я хотела сказать, — твердо начала она, — что ведь нам совсем не нужно разводиться, правда?
— Ты что, намерена себя доконать? — Он вскочил с камня, охваченный непонятной для нее яростью. Лицо исказилось, губы дрожали. — Теперь это единственное, что имеет смысл. Когда Фиона рассказала мне, как Фентон пытался тебя шантажировать, когда я узнал, что случилось на самом деле… — Он с силой ударил себя кулаком по ладони. — О Боже! Если я встречу его снова, я убью его!
— Фиона все тебе рассказала?
У Клео сжалось сердце. Она думала, что Фионе можно доверять, но сейчас для нее было важно даже не это нарушенное обещание. Она, как последняя идиотка, надеялась, что Джуд сам поверил ей, поверил потому, что она ему небезразлична.
— Но ведь Фиона обещала… — пролепетала она срывающимся голосом, и Джуд взглянул на нее почти с сожалением.
— Я знаю. И тем не менее она мне все рассказала. Очевидно, ты плохо ее знаешь. Она всегда сама решает, что ей делать, и не задумываясь нарушит обещание, если будет уверена, что это принесет пользу. Ты рассказала Фионе, что произошло между тобой и Фентоном на самом деле; но почему ты не рассказала об этом мне?
— О Господи! — Клео закрыла лицо руками, не зная, смеяться ей или плакать над несправедливостью его упрека. — Да потому, что ты и слушать меня не хотел! — Она сердито взглянула на него. — Когда в тот день ты вошел в комнату, Фентон пытался меня изнасиловать. И все, на что ты оказался способен, — это сделать для себя мерзкие, оскорбительные выводы!
— О, прости меня! — простонал он, падая на каменное сиденье рядом с ней. Клео искоса заметила, что руки его дрожат. Но он быстро сумел овладеть собой и наклонился вперед, опершись локтями о колени и обессилено свесив кисти. — Я уже сказал, что все мои извинения ничтожны по сравнению с моей виной, и единственное, что я могу сделать, — это дать тебе согласие на развод, ведь из-за меня твоя жизнь стала невыносимой.
Она уставилась на него. Ей захотелось взять его за плечи и встряхнуть. Да, она просила его о разводе, но ведь просила в запальчивости, в отчаянии! Неужели этот мучитель не понимает, что она меньше всего на свете хочет развода! Ведь она его любит, она носит его ребенка, он ее муж, в конце концов! Но может ли она сказать ему все это, позволит ли ей гордость? И смогут ли они снова быть счастливы вместе? Смогут ли воскресить свой брак?
Клео не знала, как ответить на все эти вопросы, но она искала ответ, потому что о гордости речи быть не могло. И пока она подбирала слова, он сухо произнес:
— Я бы хотел регулярно навещать ребенка. Ты не будешь мне препятствовать?
Клео похолодела. Она все поняла, и настала ее очередь вскочить на ноги.
— Разумеется, нет. — Она выпрямилась, лицо ее помертвело. — Теперь ты получил все, чего добивался. У тебя есть наследник, акции — конечно, жена тебе не нужна.
Она повернулась на каблуках и, расправив плечи, зашагала прочь, дрожа от негодования.
— Пойду посмотрю сад. А ты сиди здесь и подсчитывай свои приобретения!
Все было ясно как день. Понятно до безобразия. Когда она так опрометчиво предложила ему брак, он уже подумывал о детях. Не потому, что особенно их любил, просто ему нужен был наследник. А тут подвернулась она — умная, красивая, богатая, потрясающая слейдовскими акциями как приманкой.
Акции решили его выбор, и теперь он завладел ими, да и желанный наследник на подходе — для чего ему теперь жена? По ее щекам текли потоки слез, застили ей глаза. Она продиралась сквозь заросли кустарника, не сознавая, что делает, и вдруг услыхала его оклик.
Он нагнал ее, идти было некуда, и она ненавидела себя за слабость, за то, что он увидит ее слезы.
— Клео. — Одна рука остановила ее, другая отвела ветки, высвобождая ее из зарослей, а потом эти руки обняли ее лицо, отирая большими пальцами постыдные слезы. — Неужели для тебя это так важно?
— Что — важно? — Язык отказывался подчиняться. Они вдвоем словно сговорились не понимать друг друга.
— Этот развод. Ведь ты именно этого хотела. И это мой долг перед тобой.
Клео сердито тряхнула головой, освобождаясь от его ладоней, ища взглядом, куда бы скрыться. Но бежать было некуда: Джуд загораживал единственный выход из зарослей, в которых она запуталась.
— Это ты хочешь развода, — возразила она. — Ну что ж, давай разведемся. У тебя есть все, чего ты хотел, — и наследник, и акции…
— Опять ты о своих жалких акциях! — У него был озадаченный вид, словно она сообщила ему, что у него выросла вторая голова. — К черту акции! Я уже начал обратный перевод их на твое имя. У меня и так дел по горло, чтобы еще сражаться с этими выжившими из ума стариками из так называемого Правления, с Люком — упаси меня Господи от Люка! Это твое дитя, твоя забота, у меня в мыслях никогда не было иного. Я всегда хотел только одного: помочь тебе разобрать запутанные дела «Фондов Слейдов». Мне казалось, я смогу быть тебе полезен.
Она смотрела в его склоненное к ней лицо непонимающими глазами и вздрогнула, когда он с горечью произнес:
— Но ведь ты никогда не нуждалась во мне, не правда ли? Тебе было нужно только мое имя в брачном свидетельстве! Я тебя не виню, твои цели были глубоко честны. Я один во всем виноват. — Он самоуничижительно усмехнулся. — Как подозрителен я был в своем желании узнать, зачем тебе понадобились деньги, как слеп, чтобы увидеть правду за тем, что казалось таким очевидным, что Фентон твой любовник, как самоуверен, вынашивая мой жалкий план, пусть даже намерения были благими!
— Какой план? — встрепенулась Клео и осторожно шагнула к нему, но он отвернулся, охваченный неясным для нее чувством, и взглянул на часы.
— Теперь уже не важно. Поверь, Клео, мне больше нечего тебе сказать; да и что толку сейчас в словах? Пора ехать — если ты все здесь осмотрела.