– Клевый у тебя бойфренд, – бросила ей Кира и села за стол прямо напротив нас.
Олеся едва заметно кивнула.
Я сел и молча принялся есть, время от времени поглядывая на свою новую знакомую. Она деловито складывала в свою тарелку съестное. Быстро образовалась целая гора, которую она поглощала с такой скоростью, словно боялась, что у нее отберут, если она не уложится в норматив.
Олеся положила руку на мое колено. Я повернулся к ней и подмигнул. Ее рука чуть заметно дрогнула.
За столом тем временем шел оживленный разговор. Гости обсуждали, кто куда поедет в отпуск, делились советами и впечатлениями. Громче всех говорила Люда:
– Ой, Марокко – это такая сказка!..
Я зевнул. Кира заметила это и странно улыбнулась.
Олеся сняла руку с моего колена и взяла бокал с вином.
– Ты же за рулем, – заметил я.
– Вызовем такси, – махнула она рукой и нервно рассмеялась. – Налей мне еще…
Ты изменил ей? – тихо спросил Данила. – Изменил Олесе?
– Да, – спокойно ответил Павел.
– Тем же вечером?
– Да.
– С Кирой?
– Да, – в третий раз повторил он.
– Думаешь, наказал? – спросил Данила.
– Наказал – ответил Павел, и мускульные желваки прокатились по его скулам.
– И доказал себе, что свободен, да?
– Да.
– Воля , – Данила сжал пальцами виски.
– Доказал, – сказал Павел, и снова те же желваки побежали по скулам, та же непримиримость блеснула во взоре.
– Господи, Павел… – Данила откинулся на спинку стула и с удивлением смотрел на него. – И ты скажешь, что тебе не жалко своей собственной жизни?
– А что?.. – гневно выкрикнул Павел. – Что ты заладил? Почему мне должно быть жалко собственной жизни? У меня такая жизнь, как я хочу. Я свободен. Я живу так, как считаю нужным! И пусть мне тяжело, да. Но для этого и нужна сила. И она у меня есть. У меня есть воля – свобода силы и сила свободы! И это не физическая сила, не сила традиции или закона. На моей стороне нет никого и ничего, кроме меня самого. Это моя сила. Почему же я должен жалеть собственную жизнь? С чего?!
– Но как с этим жить… потом ? – прошептал Данила. – С этим нельзя жить…
– А что такого особенного в измене? – Павел сделал вид, что он вообще не понимает, о чем говорит Данила. – Вот у тебя была девушка, ты ей не изменял? Или, может быть, даже не хотел? И только не надо мне врать! И про мораль мне тоже ничего неинтересно. Мораль – самая большая ложь, ложь в кубе.
– Ты что, вправду не понимаешь? – Данила прищурил один глаз, словно в одну секунду потерял зрение.
– А что я должен понимать? – Павел отвел глаза и нервно заерзал на диване. – Что?!
– Ты ей не просто изменил, ты ей душу… – Данила не смог договорить, выражение отчаяния промелькнуло в его глазах.
– Кто как любит, тот так и получает, – зло ухмыльнулся Павел и, как-то странно вытянув шею, продолжил рассказ.
Вечеринка постепенно становилась все более и более расслабленной. Музыка стала громче. Кто-то начал танцевать. Олеся, уже довольно нетрезвая, сидела на диванчике с Людой и финансовым директором. Они что-то оживленно обсуждали.
Я остался один. И вдруг моего плеча кто-то, тихонько коснулся. Кира.
– А давай уйдем отсюда, – хрипло прошептала она мне в самое ухо. Голос был пьяный. – По-английски. Все решат, что мы пошли курить на балкон, а когда хватятся – нас уже нет.
Она мелко захихикала и добавила:
– Представляешь, какие у них будут рожи? Мне вдруг тоже стало смешно. Я молча встал и вышел следом за Кирой в коридор. Быстро, словно воры, мы похватали свою обувь, выскочили за дверь и понеслись вниз по лестнице, не дожидаясь лифта и едва сдерживая идиотский смех.
Пробежав пару этажей вниз, вызвали лифт. Когда он приехал, ввалились внутрь, тяжело дыша и бесконечно радуясь собственной проделке. Кира оказалась близко-близко ко мне, потом вдруг схватила за шею и, притянув к себе, жадно впилась в мои губы. Это был самый злой и агрессивный поцелуй в моей жизни.
– Предлагаю зажечь по-настоящему, – хрипло сказала она.
Потом отстранилась от меня и натянула черные кроссовки, которые дико контрастировали с ее платьем. Туфли она бросила в свою огромную заплечную сумку.
Мы выскочили из подъезда. Кира схватила меня за руку и потащила вдоль стены, показывая наверх:
– Еще заметят. А нам ведь это не нужно, правда?
Оказавшись на улице, она побежала к дороге и замахала рукой, тормозя машину.
– Слава богу, – выкрикивала она, – еще не все в этом городе превратились в зализанных фитнес-зомби. Есть места, где можно оторваться! Ты читал Чака Паланика? Я его обожаю! Он сказал, что самосовершенствование – это мастурбация. Саморазрушение – вот где настоящий кайф!
Следующие два дня прошли в угарном бреду. Я очнулся ранним утром в постели дома у Киры. Проснулся от ее диких раздраженных воплей.
– Черт! Я опаздываю! Как же я опаздываю! – орала она, носясь туда-сюда по комнате и хватая разбросанные на полу вещи. Заметив, что я проснулся, она бросила мне джинсы. – Поднимайся! Уже десять часов! У меня через полчаса эфир! У тебя есть деньги? Деньги есть?!
Я полез в карман джинсов, вытащил кошелек. Там было совершенно пусто. Даже мелочь отсутствовала. Потряс кошельком в воздухе, показал его Кире и упал обратно на подушку.
Она издала очередной вопль с нецензурной бранью и умчалась на кухню. Похоже, звонила кому-то.
Я с трудом перевернулся набок и приподнялся на локте, оглядываясь вокруг. Это была малогабаритная однокомнатная квартирка. Настолько грязная, что, казалось, здесь этой ночью был пожар. Повсюду валялись вещи вперемешку с грязными тарелками и пепельницами, полными окурков. На столе у окна громоздились пустые бутылки и… лежало два шприца.
События выходных медленно всплывали в памяти. Мы приехали в какой-то маленький клуб, устроенный где-то на окраине города в подвале продуктового магазина. Внутри было ужасно тесно, дымно и грохотала жуткая хаотичная музыка. Потом мы пили водку, а потом…
Я ничего не помнил. Посмотрел на свою руку и увидел несколько дырок в вене.
– Что ничего не помнишь? – усмехнулась Кира.
Она тяжело плюхнулась рядом,
– Нет, – я перевернулся на спину и прикрыл глаза рукой.
– Еще бы… – проворчала она. – Поздравь меня. Твоя Олеся только что турнула меня с работы. Все-таки она редкая… – Кира выругалась. – Не волнуйся, я ей не сказала, что ты здесь. Можешь наплести ей все, что вздумается.
– Что-то было? – спросил я, не глядя на Киру.