– Замолчи! – кричал Павел.
08:00, 07:59, 07:58, 07:57…
Но Данила продолжал и продолжал говорить:
– «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом, и голодом, и мором, и зверями земными». Четвертый Всадник…
– Замолчи!
– Ты спрашиваешь – чего это я пришел тебя спасать? А потому что ты – человек, Паш. Понимаешь? Человек . А нет ничего выше человека, и не может быть. Потому что любовь – это человек, радость – это человек, красивый поступок – это тоже человек. И в каждом человеке – Свет. Понимаешь? В каждом воплощен Источник Света, весь целиком. Пусть лишь частицей, но целиком. В каждом. И в том, который запутался, и в том, что на самое дно упал, и в том, что проклинает всех и вся и Бога хулит. В каждом. И нельзя его потерять, понимаешь? Если же одну частицу Света не спасти, бросить, как же остальным быть? Как?.. Вот и будет Тьма.
– Замолчи! – кричал Павел сквозь слезы. – Я буду Сильным! Я докажу!
Он упал на пол и корчился, словно от боли, словно из него выходил этот Ад.
07:00, 06:59, 06:58, 06:57…
– Нет, Паша, нет. Не то, – тихо прошептал Данила, качая головой из стороны в сторону. – Ты пойми… Первая Печать – власть, а сильному власть не нужна. Так что это не сила, а слабость. Вторая Печать – эгоизм. А какая в нем сила? Эгоизм – это страх, как у всякого, кто сидит в своем замкнутом мирке. Это слабость. И третья Печать – зависть, тоже слабость. Где тут Сила, Паш? Где Воля? В каждой Печати слабость, а ты мне говоришь: четвертая – Сила, Воля? С чего бы, Паш?.. Слабость. Одна и только…
– Слабость?! – взревел Павел. – Ты хочешь сказать, что я – слабый ?! – пена брызнула у него изо рта. – Я – слабый?! Да?! Нет!!! Не смей так говорить! Я не слабый! Я сильный! Сильный!!! Я докажу!
06:00, 05:59, 05:58, 05:57…
Павел вскочил с пола и бросился к Даниле, схватил его за ворот и сунул ему кнопку от пульта – прямо в лицо.
– Видишь это, Данила?! Видишь?! – лицо Павла исказила ужасная судорога, глаза вылезали из орбит, руки тряслись. – Все еще жалеешь меня, Данила?! Сострадаешь сирому и убогому?! Да?! Слабый я?! Четвертая Печать?! Ну и пусть! Слышишь меня?! Пусть будет по-твоему! Пусть! Ты мне все про мой Ад рассказывал… Да?! Ну так и пойдем со мной! В мой Ад! Пойдем! Ты – сильный, я – слабый. И пойдем! Все вместе! Пять… Четыре… Три… Два…
4:00, 03:59, 03:58, 03:57…
– Паш, – Данила смотрел Павлу в глаза – без злобы, без страха, – ты пойми: слабость – это не отсутствие силы , слабость – это отсутствие доброты …
Павел замер. Напряженный, как сжатая стальная пружина. В руке кнопка от адской машины. И глаза… Глаза, полные слез. Глаза, глядящие в другие глаза. Душа, глядящаяся в другую душу.
– Прости… Прости меня… – помимо воли прошептали губы,
– Паш, открой дверь. Ладно?
– Дверь? – Павел недоуменно обернулся и посмотрел в сторону коридора. – Открыть?..
– Да.
03:00, 02:59, 02:58, 02:57…
На подкашивающихся ногах Павел послушно пошел к двери. С трудом повернул щеколду замка и…
02:00, 01:59, 01:58, 01:57…
На пороге стояла красивая молодая женщина. Волосы сбились, глаза красные от слез – любящие, несчастные и бесконечно счастливые. А на руках младенец – совсем маленький, крошечный…
– Олеся…
– Это – Павлик, – прошептала она, кусая потрескавшиеся губы. – Твой сын…
01:00, 00:59, 00:58, 00:57…
Люди Гаптена ворвались в квартиру, оттеснили Павла, Олесю, влетели в комнату и бросились к взрывателю.
– Справитесь? – тихо спросил Данила, внимательно разглядывая провода.
– Еще тридцать секунд! – весело подмигнул ему один из взрывотехников. – Бездна времени!
– Справимся, конечно, – спокойно подтвердил другой.
– Простая машинка, – деловито констатировал третий. – Можете быть спокойны.
Бригада занялась разминированием.
Данила вышел в коридор.
Павел протянул к малышу руки. Олеся, улыбаясь сквозь слезы, бережно передала его отцу.
Мы с Гаптеном стояли на лестничной площадке.
И вдруг Данила ощутил спиной чей-то взгляд. Он оглянулся.
Коридор вел в маленькую кухоньку… В дверном проеме стояла пожилая женщина. Длинные с проседью волосы зачесаны назад. Ситцевое платье, поверх него вязаная кофта.
– Я Пашина мама, – тихо сказала она.
– Вы все время были здесь?! – прошептал Данила.
Она улыбнулась:
– А куда я без него, – и кивнула в сторону сына.
– Мама… – обернулся Павел, держа на руках сына. – Смотри какой…
Его лицо было озарено светом, а глаза светились любовью.
00:03, 00:02, 00:01, 00:01…
Мы вернулись в Центр Гаптена. Данила был ни жив ни мертв. Его сразу напоили горячим чаем и отправили спать. А мне не спалось, да и Андрею с Гаптеном тоже. Мы все еще не могли прийти в себя после случившегося.
Когда Данила уехал к Павлу, а мы начали постепенно понимать, что происходит и в какой опасности оказался наш друг, было принято решение действовать по разным направлениям.
Андрей остался в Центре у Гаптена и сводил всю информацию из разных источников. Сам Гаптен руководил людьми, которые вывели жителей из дома, организовали оцепление, готовились к штурму… А я поехал за Олесей.
Каждый делал то, что мог. Сложнее всего пришлось Даниле, а мне, как обычно, досталась самая простая задача.
Только теперь мы собрались все вместе, и я смог задать Андрею вопрос, который мучил меня все это время:
– Андрей, а что ты говорил о «луковке»?
– О луковке ? – переспросил он, словно в первый раз слышит.
– Да, ты сказал, что Христос не к тысячам избранных приходил, как говорит Великий Инквизитор, к одному – то есть к каждому. И про сострадание. А потом вдруг – что Данила даст Павлу луковку. Так что там с луковкой? Это тоже в романе «Братья Карамазовы»?
– Ах да! – вспомнил Андрей. – Про луковку!
– Расскажи… – попросил я.
– Это история Грушеньки, – принялся объяснять Андрей. – Ее в романе все считали падшей, но она не падшей была, а просто любила.
– И?..
– И вот случается, что приходит к ней Алеша Карамазов, о котором я уже тебе рассказывал, и не осуждает ее, как другие, а наоборот – обращается к ней с добротой. И та рассказывает историю про одну женщину…