Она вспомнила, что он сказал ей в первый день ее пребывания в этом доме: «Могу обещать, что, пока ты в моем доме, под моей защитой, ты не причинишь никому вреда, во всяком случае в том, что могло быть следствием твоей амнезии». Он ведь не обещал, что она не причинит вреда себе. И теперь она страдает, страдает так жестоко, что душа корчится. Ей захотелось сжаться в комочек, забиться куда-нибудь, обхватив себя руками. Но она не может этого сделать, пока Элджи находится в ее комнате.
— Мне нужно, чтобы ты сейчас ушел, — онемевшими губами с трудом выговорила она.
— Джейн!
Положение становилось невыносимым.
— Немедленно уходи! — взвилась вдруг она. — Уходи… убирайся из моей комнаты и оставь меня в покое!
Казалось, она достигла предела в своем несчастье, но, когда увидела короткий наклон головы и то, как он молча отворачивается и выходит из комнаты, не оглянувшись на нее, только тогда она почувствовала себя окончательно несчастной. Горькие слезы потекли по щекам, и Джейн не стала сдерживаться, дав им волю.
До глубокой ночи Джейн названивала своей подруге Кэтлин в далекую Африку, единственному человеку на земле, который может знать, что произошло в ее жизни год назад. Но ей упорно отвечал механический голос автоответчика, и с каждой неудавшейся попыткой таяла последняя надежда и все сильнее наваливалось отчаяние. Ничего не оставалось, как оставить Кэтлин сообщение с просьбой срочно позвонить ей.
Усталость все-таки сделала свое дело, и она погрузилась в сон. Но даже во сне ей не суждено было отдохнуть: она попала в какой-то мрачный пугающий круговорот образов и бессмысленных сюжетов. Там кошмар громоздился на кошмаре, и Джейн проснулась, спасаясь от него, дрожащая и мокрая от пота, с бешено бьющимся сердцем.
Дэнни… Первая мысль, пробившаяся сквозь липкий страх, который затуманивал мозги, была о ребенке. Ее охватило жуткое чувство, что он в опасности и сейчас плачет, зовет ее… И только когда Джейн, забыв накинуть халат, примчалась в детскую, она успокоилась, убедившись, что ее страх за него оказался всего лишь следствием ночных кошмаров,
— Дэнни… — тихо шепнула она, опускаясь на пол рядом с его кроваткой.
Положив голову на деревянную раму, она смотрела на крепко спящего малыша, потом дрожащим пальцем нежно провела по его черным волосикам на крошечной головке, и сердце ее успокоилось.
В ее сне Дэнни не было, вспомнила Джейн. И тут весь сон живо восстановился у нее в памяти. Поняла она и его источник — вот он в руке, этот смятый клочок бумаги. Видимо, перед тем как задремать, она вынула его из кармана брюк и зажала в руке как талисман или кончик путеводной нити, способной вывести ее из темного лабиринта беспамятства. В результате она снова увидела тот сон, где она в машине, где темнота, где скрежет и пронзительные крики. И тот, кого она принимала за Элджи, ведет машину. Теперь она поняла, почему в прошлый раз пришла к такому решению, поскольку сон этой ночи отчетливо запечатлелся в ее голове. Темная мужская фигура и на этот раз в ее сне имела лишь зыбкие очертания, черты его лица были размыты, но голос! Голос она слышала отчетливо — итальянская певучая интонация, характерный акцент. Никаких сомнений, то был голос Элджи!
«Должна признаться, я никогда особенно не верила в вашего богатенького итальяшку», — всплыли в памяти Джейн слова Анджелы Доркас.
— О Господи! — вырвалось у нее с тихим стоном.
Пора взглянуть в глаза правде, которой она так долго боялась. Она доверила Элджи себя и свою жизнь. Даже свое сердце, слепое, глупое, безнадежно влюбленное в человека, которого она толком и не знает. В человека, который, по его собственному признанию, не любит ее. И как теперь выяснилось, в человека, который еще и лгал ей все время.
Нельзя ей оставаться здесь. Это решение пришло сразу. Не может она продолжать жить в этом доме, спать в этой постели с человеком, который обманул ее доверие, воспользовался ее наивностью, отверг ее сердце. Ни минуты…
Но тогда… она расстанется с Дэнни! Вся ее решимость улетучилась мгновенно.
Дэнни…
Как она сможет бросить ребенка, который владеет ее сердцем ничуть не меньше, чем его отец?!
— Нет, не могу! — вырвались у нее слова, обращенные к Дэнни, хотя тот крепко спал и не слышал ее, да и вряд ли бы понял, если бы услышал. — Не могу! Не могу! — горестно повторяла она.
— Что ты не можешь?
Низкий голос Элджи, приглушенный, чтобы не разбудить спящего ребенка, прозвучал так неожиданно и властно, что Джейн подскочила как ошпаренная и обернулась. Элджи стоял в дверях и в отличие от нее был одет в ту же рубашку и брюки, что и вечером, словно он и не ложился спать в эту ночь. Она встретила его тяжелый взгляд.
— Я… я не знала, что ты здесь!
— Я так и понял, иначе ты не стала бы выражать вслух свои чувства, верно? Но я был здесь и все слышал… Так ты не хочешь ответить на мой вопрос?
Несмотря на вежливую форму, слова его прозвучали скорее как требование. А он привык, чтобы его требования выполнялись.
Джейн поняла, что лучше сказать правду. События вечера и ночные кошмары эмоционально опустошили ее, и ей не хватило душевных сил на попытку сопротивляться его диктату.
— Я не могу оставить Дэнни, — сказала она и, словно защищаясь, резко вскинула голову, выставив вперед подбородок. — Я слишком люблю его… мое сердце отдано ему, без него я не смогу жить. А поскольку я не могу уйти и расстаться с ним, все остальное не столь важно.
Действительно, по сравнению с ее привязанностью к малышу, все происходящее — и его жестокость, и его нелюбовь — отодвинулось для нее на задний план.
— А почему тебе вдруг понадобилось уходить и расставаться с ним? — Он снова говорил с ней тоном следователя.
На этот вопрос ей отвечать не хотелось, он пугал ее.
— Ты сам знаешь почему! — вскрикнула она и тут же осудила себя, его быстрый взгляд на спящего ребенка заставил ее устыдиться. Но Дэнни лишь слегка пошевелился во сне. — Я снова видела тот же сон сегодня ночью, — сказала она более спокойным тоном. — Тот, где я сижу в машине.
Что-то в ее тоне и в выражении лица подействовало на него и насторожило, потому что он мгновенно прищурил глаза и сжал челюсти так крепко, что заходили желваки на скулах.
— Не надо здесь разговаривать об этом, — мрачно сказал Элджи и протянул руку с намерением помочь ей подняться.
Секунду Джейн колебалась, но Дэнни снова пошевелился во сне, и она поспешила подчиниться, чтобы окончательно не разбудить ребенка. Прикосновение его руки явилось для нее испытанием. Встав на ноги, она попыталась высвободить руку, но он не отпустил.
— Элджи! — прошептала она, протестуя.
Не слушая, он быстро вывел ее из детской и завел в соседнюю комнату. Это была спальня Элджи.
— Я не хочу разговаривать с тобой здесь, — снова запротестовала Джейн, боясь даже взглянуть в сторону двуспальной огромной кровати, на которой они провели столько упоительных ночей.