– Возможно, никакой крови во дворе не было. Возможно, это плод живого воображения швейцара-ирландца.
– Скорее всего, расплескавшееся молоко, – заметила миссис Оливер. – Как он мог разглядеть в темноте? Но что все-таки произошло?
Пуаро уклонился от прямого ответа.
– Девочка думает, что «кажется, совершила убийство». Это убийство?
– Вы думаете, она кого-то застрелила?
– Можно предположить, что она в кого-то стреляла, но практически промахнулась. Несколько капель крови, и только. Никакого трупа.
– Ах, – вздохнула миссис Оливер, – до чего же все запутано! Ведь если кто-то убежал, вы бы ведь не подумали, будто его убили, правда?
– C’est difficile, – сказал Пуаро и повесил трубку.
– Я немножко беспокоюсь, – сказала Клодия Риис-Холленд.
Она налила себе еще кофе из кофеварки. Фрэнсис Кэри широко зевнула. Они завтракали на кухоньке своей квартиры. Клодия была одета и готова начать деловой день. Фрэнсис все еще пребывала в халате, накинутом поверх пижамы. Черные волосы падали ей на лицо, закрывая один глаз.
– Из-за Нормы, – продолжала Клодия.
Фрэнсис опять зевнула.
– С какой стати? Рано или поздно она позвонит или просто вернется.
– Ты думаешь? Знаешь, Фрэн, мне как-то не по себе: что, если…
– Не вижу почему, – сказала Фрэнсис, налила себе еще кофе и отхлебнула его с некоторым сомнением. – Понимаешь, ведь, в конце концов, мы за Норму не отвечаем, верно? Понимаешь, мы же не обязаны приглядывать за ней, кормить ее с ложечки и все прочее. Она просто квартирует с нами. Откуда такая материнская тревога? Нет, я беспокоиться не стану.
– Меня это не удивит. Ты ведь никогда ни из-за чего не беспокоишься. Только мое положение немножко не такое, как твое.
– Что значит – не такое? Из-за того, что квартиру снимаешь ты?
– Ну, оно у меня, если хочешь, несколько особое.
Фрэнсис в третий раз зевнула так, что у нее затрещало за ушами.
– Вчера я легла уж не знаю когда. Вечеринка у Бэзила. Жутко себя чувствую. Ну, авось черный кофе поможет. Налей себе еще, пока я весь не выпила. Бэзил не успокоился, пока мы не попробовали новые таблетки – «Изумрудные грезы». Только, по-моему, все это чепуха и не стоит того.
– Смотри, опоздаешь в свою галерею.
– А, ладно. Обойдутся. Никому и дела нет. Вчера я видела Дэвида, – добавила она. – Разодет в пух и прах и, нельзя отрицать, выглядит очень и очень.
– Неужели и ты не устояла, Фрэн? Он же невозможен.
– Да, я знаю, ты так считаешь. Ты ведь у нас пай-девочка, Клодия.
– Вовсе нет. Но твои друзья-художники мне не слишком нравятся. Пробуют наркотик за наркотиком и либо валяются без сознания, либо готовы лезть в драку с поводом и без повода.
– Я ведь не наркоманка, деточка, – сказала Фрэнсис, посмеиваясь. – Мне просто интересно на себе попробовать, что это такое. И многие там вовсе не так уж плохи. Дэвид пишет по-настоящему, когда хочет. Поверь мне.
– Только хочет Дэвид писать очень редко, так ведь?
– Ты все время точишь на него нож, Клодия. Тебе очень не нравится, что он приходит сюда к Норме. Да, кстати о ножах…
– Ну? Что о ножах?
– Просто не знаю, – медленно произнесла Фрэнсис, – говорить тебе или нет.
Клодия взглянула на свои часы.
– У меня нет времени. Скажешь вечером, если тебе надо мне что-то сказать. И сейчас мне не до того. – Она вздохнула. – Просто не знаю, как поступить.
– Ты о Норме?
– Да. Может, все-таки сообщить ее родителям, что мы не знаем, где она?
– Это было бы очень не по-дружески. Бедная Норма, почему ей нельзя сбежать куда-то, если у нее есть такое желание?
– Но ведь Норма не совсем… – Клодия умолкла.
– Да, действительно не совсем. Non compos mentis. [11] Ты ведь об этом. В эту жуть, где она работает, ты звонила? «Домашние птички», так, кажется? Ах да, конечно, звонила. У меня совсем из головы выпало.
– Так где же она? – жестко спросила Клодия. – Дэвид вчера ничего не говорил?
– Дэвид как будто ничего не знает. И вообще, Клодия, какое это имеет значение?
– Для меня имеет, – сказала Клодия, – потому что мой шеф приходится ей отцом. Рано или поздно, если с ней что-нибудь случится, у меня спросят, почему я не сочла нужным упомянуть, что она не вернулась домой.
– Да, пожалуй, они к тебе могут предъявить претензии. И все-таки с какой, собственно, стати Норма должна докладывать нам, что она куда-то собралась на день-два? Или даже на две-три ночи? Ведь она же здесь не в гостях. И тебе никто не поручал ее опекать.
– Да, но мистер Рестарик счел нужным упомянуть, как он рад, что она живет тут с нами.
– А потому ты обязана бежать и ябедничать на нее всякий раз, когда она куда-нибудь исчезнет без позволения? Наверняка влюбилась по уши в кого-то нового.
– По уши она влюблена в Дэвида, – сказала Клодия. – А ты уверена, что она не прячется у него в квартире?
– Не думаю. Ты же знаешь, у него на самом деле ничего к ней нет.
– Тешишь себя надеждой? – заметила Клодия. – Ты ведь к Дэвиду сама неравнодушна.
– Вовсе нет! – возразила Фрэнсис резко. – Ничего похожего.
– Тем не менее Дэвид крепко зацепился, – сказала Клодия. – Не то зачем бы он заходил узнать, здесь ли она?
– Ну, ты быстро его выпроводила, – сказала Фрэнсис. – А я думаю, – добавила она, вставая и разглядывая свое лицо в кухонном, довольно безжалостном зеркальце, – я думаю, на самом-то деле он приходил ко мне.
– Нет, ты просто идиотка! Он искал Норму.
– Она чокнутая, – отрезала Фрэнсис.
– Иногда и мне так кажется.
– Тебе кажется, а я знаю. Вот что, Клодия, я тебе кое-что скажу. Тебе надо это знать. На той неделе у меня лопнула бретелька бюстгальтера, а я торопилась. Я знаю, ты не любишь, когда в твоих вещах роются…
– Безусловно, не люблю, – вставила Клодия.