Он помолчал, прочистил горло и заглянул в книжечку.
– Из Южной Африки пока еще сведений поступило мало. Но на большее я особенно не рассчитываю. Рестарик порядком постранствовал. Кения, Уганда, Золотой Берег, какое-то время прожил в Южной Америке. Просто странствовал. Непоседливый субъект. Близко его никто как будто не знал. Собственных денег ему с избытком хватало, чтобы ездить куда душе угодно. А кроме того, наживал деньги там. В больших количествах. Любил забираться в неведомую глушь. Всем, кто с ним соприкасался, он, видимо, нравился. Впечатление такое, что он просто родился с тягой к путешествиям. Ни с кем не вел переписки. Насколько мне известно, трижды приходили известия о его смерти – отправился в леса и не вернулся. Только в конце концов он возвращался. Пять-шесть месяцев – и он выныривал в каком-нибудь неожиданном месте. Затем в прошлом году его брат неожиданно скончался в Лондоне. Разыскать Эндрю душеприказчикам удалось не сразу. Смерть брата на него словно бы сильно подействовала. Может быть, пресытился кочевой жизнью, а может быть, наконец встретил свою единственную. Она много его моложе и, как утверждают, была учительницей. Из этих, из уравновешенных. Но как бы то ни было, он тут же покончил со странствованиями и вернулся домой в Англию. Он и сам по себе очень богат, и наследник брата.
– История жизненных успехов – и очень несчастная девочка, – сказал Пуаро. – Хотел бы я знать о ней побольше. Вы выяснили для меня все, что удалось, установили многие факты, которые мне требовались. Окружающие ее люди, которые могли бы оказать на нее влияние… или оказали. Я хотел узнать что-нибудь про ее отца, мачеху, молодого человека, в которого она влюблена, про тех, с кем она живет, и тех, с кем работает в Лондоне. Вы уверены, что с ней любым образом не связаны чьи-то смерти? Это очень важно…
– Даже и не пахнет, – сказал мистер Гоби. – Она работала в фирме «Домашние птички», находившейся на краю банкротства, так что платили ей мало. Недавно мачеху положили в больницу для наблюдения… неподалеку от их загородного дома. Слухов ходило много, но, по-видимому, пустых.
– Мачеха не умерла, – сказал Пуаро. – А мне, – добавил он кровожадно, – нужна какая-нибудь смерть.
Мистер Гоби выразил свое сожаление по этому поводу и встал.
– Вам еще что-нибудь сейчас требуется?
– В смысле сведений – нет.
– Я понял, сэр. – Убирая свою книжечку в карман, мистер Гоби добавил: – Вы меня простите, сэр, если я вмешиваюсь не в свое дело, но вот барышня, которая сейчас была у вас…
– Так что же?
– Ну, конечно, это… Вряд ли тут есть связь, но я подумал, что мне все-таки надо бы упомянуть, сэр, что…
– Так прошу вас! Насколько я понимаю, вы ее уже видели.
– Да. Месяца два назад.
– Где вы ее видели?
– В садах Кью.
– В садах Кью? – На лице Пуаро появилось легкое изумление.
– Я следил не за ней. А за тем, кто там с ней встретился.
– И кто это был?
– Наверное, вам сказать можно, сэр. Один из помощников атташе рутландского посольства.
Пуаро поднял брови.
– Интересно. Да, очень интересно. Сады Кью… – задумчиво произнес он. – Приятное место для встреч. Очень приятное.
– Вот и я тогда так подумал.
– Они беседовали?
– Нет, сэр. Вы бы даже не сказали, что они друг друга знают. У барышни была с собой книга. Она сидела на скамье и читала. Почитала-почитала и положила книгу рядом с собой. Тут к скамье подошел мой субъект и сел на другом конце. Они даже словом не обменялись. Барышня встала и пошла по аллее. А он посидел-посидел и тоже пошел дальше. И прихватил книгу, которую барышня позабыла на скамье. Вот и все, сэр.
– Да, – сказал Пуаро. – Очень интересно.
Мистер Гоби посмотрел на книжный шкаф и пожелал ему счастливо оставаться. Потом удалился. Пуаро досадливо вздохнул.
– Enfin, – произнес он. – Это уж слишком! И вообще, столько всего лишнего. А теперь еще шпионаж и контрразведка. Я же ищу лишь единственное простенькое убийство. И начинаю подозревать, что убийство это произошло лишь в одурманенном наркотиками мозгу.
– Chère madame! – Пуаро поклонился и преподнес миссис Оливер букет, подобранный в лучшем викторианском стиле.
– Мосье Пуаро! Право, очень-очень мило с вашей стороны, и, знаете, он чем-то на вас похож. Мои цветы всегда какие-то растрепанные! – Она взглянула на вазу с довольно-таки буйными хризантемами и снова посмотрела на тесно прижатые друг к другу чинные розовые бутоны. – И как мило, что вы пришли навестить меня.
– Я пришел, мадам, поздравить вас с выздоровлением.
– Да, – сказала миссис Оливер, – кажется, я выздоровела. – Она осторожно покачала головой. – Но головные боли у меня еще бывают. Тяжелые.
– Вы же помните, мадам, я предупреждал вас не предпринимать ничего опасного.
– Не совать свой нос куда не следует, иными словами. А я, видимо, сунула. – Помолчав, она добавила: – Я чувствовала присутствие чего-то злого и безжалостного. Мне было страшно, но я говорила себе, что бояться глупо, потому что чего, собственно, бояться? То есть я же в Лондоне. В самом его сердце. Вокруг люди. То есть я спрашивала себя: чего же мне бояться? Ведь я же не в дремучем лесу?
Пуаро внимательно взглянул на нее. Действительно ли миссис Оливер ощущала этот нервный страх, действительно ли она подозревала о близости чего-то злого и безжалостного, испытывала пугающее предчувствие, что кто-то или что-то ей угрожает? Или она сочинила все это задним числом? Он знал по опыту, как часто это бывает. Бесчисленные клиенты говорили ему примерно теми же словами: «Меня угнетало чувство, что тут что-то не так. Что рядом таится зло. Что неминуемо произойдет что-то страшное». А на самом деле ничего подобного они не испытывали. Что, собственно, за человек миссис Оливер? Он взвешивающе оглядел ее. По собственному убеждению, миссис Оливер отличалась необыкновенной интуицией. Одно интуитивное прозрение сменялось другим с поразительной быстротой, и миссис Оливер оставляла за собой право гордиться тем, которое более или менее сбывалось.
Но, с другой стороны, ведь ощущаешь вместе с собакой или кошкой неясную тревогу перед грозой, ощущаешь, будто что-то не так, хотя и не знаешь, что именно.
– Когда точно вы почувствовали этот страх?
– Когда свернула с магистрали, – ответила миссис Оливер. – До того момента все было нормально и очень увлекательно… да, я получала большое удовольствие, хотя и злилась, когда выяснилось, как трудно вести слежку на самом деле. – Она помолчала. – Просто веселая игра. И вдруг это перестало быть игрой – вокруг какие-то проулки и закоулки, обветшалые дома, закрытые склады, расчищенные под застройку пустыри… Ну, не знаю. Не могу объяснить. Но все стало другим. Как во сне. Понимаете? Начинается сон с того, что вы, скажем, на званом вечере, и вдруг вы уже в джунглях или еще где-то, и все кругом такое зловещее!