Книжечка была маленькой, размером меньше ладони. Переплет потерся и покрылся белесыми пятнами. Похоже, что ежедневник таскали все время в кармане. Небольшие странички в клетку исписаны мелким почерком. Пролистав их, я пришла в полный восторг. На кровати лежало досье шантажистки; правда, его предстояло расшифровать. Так, номер первый – Элла. Обманывает мужа, не рассказывает о визитах к бывшему любовнику. Здесь же адрес Анатолия, телефон и сумма – сто долларов.
Значит, бедная женщина платила Надьке эти деньги довольно длительное время, пока наконец не скончался несчастный инвалид.
Номер два – Вера. О, вот это да! Оказывается, она родила Сережу от темнокожего. То-то у парня смуглый цвет кожи и мелко вьющиеся волосы. Конечно, Вера никому не рассказывала о романе с африканцем. Интересно, почему она не сделала аборт? И опять сумма – сначала сто долларов, потом двести. Все понятно. Сперва Вера жила с сыном одна и боялась только матери да соседей. А потом вышла замуж и, конечно, ничего не сообщила мужу. Как все простые москвичи, он, наверное, недолюбливает темнокожих. Вот шантажистка воспользовалась и увеличила мзду. Интересно, что бы стала делать Вера, родись у нее черный младенец? Небось сдала бы в дом малютки. Говорят, там много таких шоколадных младенцев.
Внезапно ручка двери спальни задергалась.
– Даша, открой, – послышался голос Александра Михайловича.
Я затаила дыхание, пусть думает, что не слышу.
– Ну, пожалуйста, – настаивал приятель, – ведь не спишь, свет из-под двери видно.
Он поскребся еще минут пять и ушел. Ничего, ничего, будешь знать, как обыскивать сумочки у честных женщин!
Я принялась дальше рассматривать книжечку. Интересно, как Надя добыла все эти сведения?
Теперь Роза Седых. Живет шантажом. Регулярно получает деньги от неизвестной женщины. Встречаются всегда в кафе «Резонанс». Здесь же был адрес кафе, но сумма не стояла. Значит, Надя не брала с Розы денег. Неужели дружеские чувства победили жадность? А это что такое – Эдуард Петров, 40 лет, и адрес; Наталья Бернстайн, 84 года, и снова адрес; Антонина Ромова, 68 лет. Кто такие? Какое отношение имеют к Розе? Завтра начну узнавать.
Утром Марта Игоревна, измученная зубной болью, дала согласие поехать к стоматологу. Я позвонила Владимиру, и в двенадцать дня мы уже входили в его кабинет. Радуясь, что не мне предстоит знакомство с бормашиной, я усадила несчастную вдову в кресло и, оставив ее на попечение симпатичного доктора, пошла искать самого Владимира.
Дантист сидел в кабинете.
– Даша, – не очень приветливо проговорил он, – входите, сейчас велю подать кофе.
Я поблагодарила и спросила, почему больше не приходит Ева.
– Отправил девочку в закрытую школу-интернат, – пояснил Владимир. – Без матери совсем от рук отбилась, не слушается, грубит, выкрасила волосы в рыжий цвет. Ну, ничего, в интернате живо отобьют охоту безобразничать.
Я тихонечко размешивала ложечкой сахар, думая про себя: «Ну и жук. Избавился от девчонки, запихнул в казарму. Конечно, чужой ребенок, не своя кровиночка». Но вслух сказала другое:
– А Юра как же?
Владимир расцвел в улыбке:
– Растет не по дням, а по часам. Говорить пытается. Нанял ему няню, такую приятную даму. В общем, жизнь без Нелли как-то устраивается.
– Можно взять у вас адрес школы Евы? Если разрешите, Маша пригласит девочку к нам на выходные.
– Лучше не надо, – протянул стоматолог.
– Почему?
Владимир не сумел найти достойной причины для отказа и крайне нехотя дал адрес интерната.
Тут в кабинет привели вдову.
– Странное дело, – пробормотал смотревший несчастную врач, – все зубы залечены. Сделали рентген – корни в порядке. Может, отправить на консультацию к невропатологу?
Домой мы с Мартой Игоревной вернулись, когда Наташка разливала по тарелкам суп. Кока увидела мать и вжала голову в плечи. Тема преспокойненько отрезал кусок батона. «Ну, сейчас разгорится бой», – подумала я, прикидывая, под каким предлогом можно убежать наверх. Но случилось невероятное. Вдова рухнула на стул и устало произнесла:
– Ладно уж, живите вместе, раз решили. Ты, Кока, не сердись. Люблю тебя, дуру, вот и хотела принца подобрать. Да, видно, не судьба. Прозаик вроде ничего, будем надеяться, что любит тебя, а не приданое.
Кока взвизгнула и кинулась, плача, целовать мать. От облегчения Наташка пролила горячий суп на голову вертевшегося под ногами Снапа. Пес взвизгнул и побежал утирать морду о накидку на диване. Но мы, переполненные радостью, не обратили внимания на его поведение. Маня кричала, что подарит молодым супругам картину; Зайка обнимала Коку, Аркадий требовал шампанского. Наконец принесли бутылку, разлили по бокалам. Тема хитро улыбнулся:
– Очень рад, что вы не против нашего брака. Кока – лучшая из женщин. Надеюсь, сумею сделать ее счастливой. Кстати, зубы ведь уже больше не болят?
Марта Игоревна пощелкала челюстями и внимательно поглядела на зятя.
В пятницу вечером Аркадий привез Еву. Девочка похудела, а волосы у нее действительно были рыжие.
– Как дела? – бодро осведомилась я.
– Нормально, – пробормотала девочка.
Примерно через час в спальню ворвалась возмущенная Маруся.
– Мама! – по обыкновению заорала дочь.
Я вздрогнула и уронила том Агаты Кристи.
– Что случилось?
– Ты должна помочь Евке. Просто безобразие, – пыхтела Маня.
Отложив детектив, я выслушала пылкую речь дочери.
Оказывается, Еве очень плохо в интернате. Уроки начинаются в восемь утра, и детей поднимают в половине седьмого. В ванной не бывает горячей воды. Девочки вынуждены умываться холодной. Тепловатая жидкость течет из кранов только вечером, когда предписывается принимать душ.
В спальне живет шесть девочек, две из них слегка недоразвиты, а одна страдает энурезом и регулярно ходит под себя. Ночью всегда нараспашку открыто окно, а одеяло тонюсенькое, и Ева ужасно мерзнет. Кормят отвратительно. На завтрак жидкая овсянка и бурда под названием какао. В три часа дают тарелку водянистого супа, горстку отварных овощей и микроскопический кусок мяса. На ужин предлагается малосъедобный омлет. Чая и кофе не дают вообще. Что до печенья, конфет, фруктов, то за две недели Ева не увидела этих лакомств ни разу. Ни сыра, ни колбасы, ни йогуртов…