Но голос разума звучал слишком тихо, заглушаемый волной чувств. Роско ухватился за повод вернуться и теперь с трепетом ожидал, что будет дальше.
Неужели она могла так ошибиться в нем?
— Нечего удивляться, что вы так вымотались, — сказала она. — Но почему вы ждали внизу? На этаже, напротив моей квартиры, есть мягкая кушетка, где вы могли бы устроиться куда удобнее.
— Да… Но я не был уверен, что вы одна вернетесь домой… И если бы ваш спутник увидел меня возле вашей двери… Ну… сами понимаете…
— Я понимаю.
— О нет, я вовсе не хотел оскорбить вас!
— Надо сказать, у вас к этому какая-то странная склонность, — выдохнула она.
— Я только предположил, что вы можете быть в компании. Что в этом такого особенного?
Пеппе набрала воздуха в легкие:
— Хотите поужинать?
— Спасибо. Но только немного, а то я, боюсь, засну.
Роско отправился за ней на кухню, чтобы чем-то помочь, но закончил тем, что без сил опустился на стул.
— Это не просто усталость, — пробормотал он. — Это обрушивается на тебя как скала… Не знаю, почему я так плохо переношу перемещения. Некоторые, похоже, вообще их не замечают. Так что дело не в обратном перелете. Я все еще не приду в себя от полета в Лос-Анджелес, поэтому я… — он сделал беспомощный жест рукой, — далеко не в лучшей форме.
Пеппе приготовила омлет с тостами, и Роско порадовал ее, съев все до последней крошки.
— Очень вкусно. Хотите, я помогу помыть посуду?
— Нет уж, спасибо…
Когда через несколько минут Пеппе, вымыв посуду, присоединилась к нему в комнате, он спросил:
— Вы действительно думаете, что Чарли защищал Джиневру?
— Да. Но без его помощи я не могу этого доказать. Видимо, моих чар оказалось недостаточно, если он по-прежнему стоит на ее стороне.
— У Чарли преданное сердце. Если у него были к этой девушке какие-то чувства, он не будет втягивать ее в это дело.
— Очень мило. Но разве вы не видите, что это значит?
— Это значит, что мой брат идиот. Но мы и так это знали.
— Это значит, что я проиграла! Вы думали, Чарли будет мной так околдован, что станет делать все, как я ему скажу. Увы… Я со своими чарами оказалась совершенно бесполезна.
— Прекратите! Вы не бесполезны. Прошло всего несколько дней.
— Но вы-то думали, что стоит ему бросить на меня один только взгляд и он станет моим рабом. На это вы и рассчитывали, когда нанимали меня. Наверное, вам нужно было сделать другой выбор.
— Другой выбор? — эхом откликнулся Роско. — Другой… с вашим глазами… вашим смехом… вашей улыбкой? Возможно ли это? Уверяю вас, Пеппе, Чарли был сражен в первое же мгновение, как вас увидел.
— Вы слишком добры. Я знаю, что вы это просто так говорите.
Он криво усмехнулся:
— Я известен не за свою доброту. Просто я с самого начала знал, что вы мне подойдете… Подойдете Чарли, я имею в виду… И вы справились со всем идеально. Смотрите, что вы узнали. Я бы до этого никогда не додумался.
— Но… я все равно проиграла.
— Думаю, вы ошибаетесь. В тот вечер, когда вы танцевали с ним, он хотел вас поцеловать…
— Это ничего не значит, — быстро сказала она. — Это было, можно сказать, частью танца. Я не целовала его!
— Зато Чарли сделал так. — Роско наклонился и взял в ладони ее лицо. — Разве вы не помните?
— Да, — прошептала она едва слышно. — Помню.
Пеппе ждала, что Роско отпустит ее, но он не отпускал. Его руки были теплыми и мягкими, глаза — тревожными и вопрошающими, какими она никогда их не видела. Губы, всегда плотно сжатые, слегка приоткрылись, и она почувствовала его дыхание на своем лице…
«Должно быть, он весь вечер наблюдал за мной, — подумала она вдруг. — Не только когда я танцевала. Смеялась с ним, улыбалась ему. Он замечал каждый мой жест».
Пеппе почувствовала дрожь. И вдруг поняла, что это дрожал Роско. Она сделала короткий судорожный вдох, и в то же мгновение он отдернул руки, словно что-то обожгло его.
Она отвернулась от него и подошла к окну, с тревогой чувствуя, как с каждой минутой сокращается расстояние между ними. Безопаснее было бы отойти, и подальше.
Роско встал и подошел к ней, остановившись за ее спиной.
— Почему вы все время одна? Что случилось? — тихо спросил он.
Это едва не заставило ее сдаться. Стиснув до боли пальцы, она пожала плечами:
— Банальная история. Я рассталась с человеком, которого любила, и это навсегда избавило меня от глупых иллюзий.
Он взял ее за плечи и повернул лицом к себе:
— И что же вы называете глупыми иллюзиями?
— То, что любовь бывает вечной. Получай удовольствие, но только не начинай верить во все это — вот что теперь стало моим девизом.
— Вы действительно не верите, что люди могут любить друг друга, хотеть принадлежать друг другу, чем-то пожертвовать друг для друга?
Она коротко рассмеялась:
— Когда-то я в это верила. Но больше — нет! Давайте лучше оставим эту тему.
— Так что все же случилось?
Она криво усмехнулась:
— Выяснилось, что он тоже в это не верит. К несчастью, он выяснил это слишком поздно. Уже был назначен день свадьбы, выбрана церковь, место, куда бы мы отправились на свой медовый месяц. Все пришлось отменять… Довольно неприятно. Но урок оказался полезным. — Она коротко засмеялась, что заставило его пристально посмотреть на нее.
— Понимаю, — медленно произнес Роско.
— Правда? Сомневаюсь. Не думаю, что вы что-то знаете о таких вещах.
Он ответил не сразу:
— Не надо торопиться с выводами… — И, словно смутившись, отступил назад. — Интересно, остался еще чай?
— Подождите, я заварю свежий.
Обнаружив больше, чем хотел, он торопливо захлопнул приоткрывшуюся дверь. Пеппе его понимала. Она тоже была рада возможности уйти на кухню, чтобы побыть одной и успокоиться. Когда, взяв чайник, она вновь пошла в комнату, Роско стоял возле дивана, глядя на свадебную фотографию Ди и Марка.
— Это мои бабушка и дедушка, — сказала Пеппе. — Они поженились во время войны.
— Вы очень похожи на свою бабушку.
— Правда? Мне никогда об этом не говорили.
— Не чертами лица, а тем вызовом в глазах, как если бы она хотела сказать: «А ну-ка, покажи, на что ты способен». Вы хорошо ее знали?
— Я жила вместе с ними последние два года их жизни. Когда Ди умерла, она оставила мне свои деньги с условием, что я использую их для того, чтобы получить образование. Я, конечно, люблю и своих родителей, и братьев, но ближе всех мне всегда была бабушка. Она бы ни за что не позволила мне потратить деньги на какую-нибудь ерунду.