– Держим монстра из-за Фриды. Она сожгла кучу чайников. Вечером едет сама на кухню и ставит воду, потом, конечно, забывает.
– Купите со свистком, – посоветовала я.
– Покупали, – отмахнулась Лариска, – пока Фрида на кресле в кухню прирулит, чайник свисток выплевывает. Старуха едет себе по коридорам, свист – раз и прекратился. Она тут же забывает, куда ехала.
– Надо приобрести электрический, сам отключается, – предложила Лена, густо намазывая кусок батона шоколадной пастой.
– Пройденный этап, – захихикала Люлю, – Фрида с ним в пять минут расправилась. Мы тоже со Степкой думали, что электрический сам отключится. Купили, торжественно на кухне установили. Ну, как думаете, что было дальше?
– Что? – спросила Лена.
– Фрида налила воды и поставила его на газ.
Мы оглушительно захохотали.
– Приятно, когда у людей с утра лучезарное настроение, – входя, сказал Кирилл.
Рядом с ним молчаливой тенью двигалась бледная, невзрачная Диана. Удивительная женщина, со вчерашнего вечера я ни разу не слышала ее голоса. Может, немая? Супруга доктора тихо села за стол и, не обращая внимания на собравшихся, принялась открывать банку с паштетом.
Через несколько минут спустились дети, Степан и Петр. Последним вошел Серж. Профессор выглядел помятым и невыспавшимся.
– Дорогая, – сказал Степа, – попроси подогреть воду, чайник остыл. Ты, кажется, чем-то расстроена?
Жена молча протянула бусы. Муж взял сверкающие перламутровые горошины, прочитал записку и вздохнул:
– По-моему, он нас ненавидел.
– Что вы такое сделали? – поинтересовался Серж.
Степа замялся:
– Иногда спорили с ним, в основном по вопросам собаководства. Отец был хороший ветеринар, но привык действовать по старинке. Совершенно не признавал антибиотиков, лечил животных какими-то притираниями. Кесарево сечение не разрешал делать, мрак! Конечно, мы ругались!
За дверью раздался жуткий скрип, и в столовую вкатилась Фрида.
– Нечего делать из отца идиота, – вступила она с порога в бой. Я удивилась, как глуховатая женщина ухитрилась за дверью услышать наш разговор.
– Вольдемар великолепно понимал животных, – продолжала старуха, – а старые методы, как правило, лучше новомодных. И, говоря откровенно, разозлился он не из-за того, что вы спорили, а потому, что твоя жена пыталась отравить его стрихнином.
И она гневно ткнула тоненьким, похожим на карандаш пальцем в побледневшую Люлю.
– Мама, – возмутился Степа, – думай, что говоришь!
– Я-то думаю, – огрызнулась Фрида, – а вот твоя супруга должна радоваться, что ее не сдали в уголовный розыск.
Люлю как ни в чем не бывало продолжала пить кофе.
– Если будешь болтать глупости, вызову психиатра, – продолжал злиться Степан, – ты же знаешь, что произошла ужасная ошибка, мы извинились, с каждым может случиться!
Фрида возмущенно фыркнула и раздраженно ткнула пальцем в масленку.
– Погоди, погоди, – оживился Петр, – что за история со стрихнином?
– Ерунда, – сообщил Степан.
– Ничего себе ерунда, – возмутилась мать, – чуть не отравили несчастного отца.
– В доме завелись крысы, – спокойно пояснила Люлю, – и я случайно перепутала стрихнин с солью. Они очень похожи – белые крупинки. Взяла и случайно насыпала в суп для Вольдемара стрихнин. Банки рядом стояли.
– Вы держите на кухне стрихнин? – изумилась Маша. – Это очень опасно.
– И к тому же еще и странно, – пробормотал Петька, откусывая ветчину, – очень странно.
Люлю покраснела.
– Повторяю, в доме завелись крысы, а Владимир Сигизмундович до смерти их боялся. Помня про его больное сердце, мы не стали пугать старика. Сначала купили отраву, но она не подействовала, тогда применили чистый стрихнин. И здесь я, конечно, совершила глупость. Пересыпала яд в банку и перепутала.
– А как отец догадался, что в тарелке отрава? – поинтересовался Кирилл. – Насколько я знаю, стрихнин не обладает ярко выраженным вкусом и запахом.
– У него началась минут через двадцать рвота, желудочные колики, вызвали врача, тот сначала поставил гастросиндром, ну а когда пришел анализ, сразу стало все ясно, – пробормотал Степан.
– Какой анализ? – влезла Маша.
– Как только у него заболел живот, муж велел взять пробу всех блюд, подававшихся к обеду, – торжественно заявила Фрида.
– Кстати, это полностью меня оправдывает, – заметила Лариска, – неужели вы думаете, что я настолько глупа, чтобы не вылить вовремя отравленную еду? Так нет же, и суп и второе чудесным образом ждали на кухне.
– Ты только забыла прибавить, – прогремела свекровь, – что в тот день на первое подавали овсяный суп. А его ни ты, ни Степан, ни ваш избалованный мальчишка не едите. Специально дождалась, чтобы своих не отравить, а меня Господь спас, не захотелось обедать.
– Знаешь, Фрида, – обозлилась Люлю, – у меня всегда все отлично получается, и если бы я решила отравить вас, поверь, сделала бы это наверняка, сыпанула яду побольше.
Старуха ничего не ответила. Петя медленно отодвинул чашку.
– Ну очень странно! Меня тут не было, когда умер отец. Говорите, в одночасье скончался? Попил кофейку и тут же упал? А сахар в сахарницу новый положили? Вдруг тоже со стрихнином перепутали – белые крупинки. Вы хоть предупреждайте, а то страшно!
Лариска отшвырнула салфетку и выскочила из столовой. Степан побагровел:
– Петька, прекрати идиотские шуточки. Мать совсем из ума выжила, а тебе должно быть стыдно.
– Подумаешь, цаца какая, – усмехнулся брат, – уж и пошутить нельзя.
– Мы еще посмотрим, кто из ума выжил, – пригрозила Фрида.
Воцарилось тягостное молчание. Я посмотрела на детей. Говорливая Маруся присмирела, ее пухлые детские щеки покрывал огненный румянец. Миша, сын Степана и Ларисы, наоборот, побледнел, на худеньком малокровном личике выделялся большой, похожий на клюв, нос Войцеховских. Мальчик лихорадочно отщипывал кусочки батона и крошил их в тарелку.