– Хорошо? – переспросил он, стоя к ней спиной. – Конечно, – сказал он тихо.
Одно слово. Всего одно слово, но у Стефано теперь не было причины произнести его. «Останься».
«Держись, – говорила Крессида сама себе. – Еще немного, а потом можешь плакать, сколько захочешь».
– Теперь мне нет смысла здесь оставаться.
– Конечно, – снова повторил он.
– Мне нужно возвращаться в Лондон, начинать искать работу…
– Крессида. – Он повернулся, и впервые с того момента, когда она сказала ему, что ребенка не будет, их взгляды встретились. – Ты… сожалеешь? – Он разглядывал ее лицо. – О ребенке?
Если она вынуждена уйти, то сделать это следует с достоинством. Зачем посвящать Стефано в то, что разрывало ее сердце и душу?
– Думаю, все к лучшему, – спокойно ответила она, вспоминая рыдание, вырвавшееся из горла, когда она увидела первую каплю крови.
– Понятно. – Он сказал это с холодным равнодушием, как если бы кто-то сообщил ему о том, что дождик перестал.
Лицо его не выражало никаких эмоций. Совсем никаких. И в этом был весь Стефано, непонятный, загадочный. Нужно оставить его, пока у нее еще есть на это силы.
– Мне бы хотелось уехать как можно скорее.
Воцарилось долгое молчание, но, когда он заговорил, она вновь услышала его удивительно безразличный голос:
– Первое, что я сделаю завтра утром, – это договорюсь о самолете…
– Не надо, Стефано. Мне не нужен личный самолет. – Пробыть рядом с ним еще несколько часов, заставляя себя притворяться, что ее это не волнует? – Я бы хотела полететь домой самым обычным рейсом. Одна.
– Как хочешь, – коротко ответил он. – Я сейчас же займусь этим. – Он повернулся и вышел из комнаты.
Она не смогла ужинать и удалилась к себе. Всю ночь, которая показалась Крессиде бесконечной, она пыталась представить свое будущее, в котором больше не будет Стефано.
Наступило утро. Крессида быстро оделась. В столовой, где стол был накрыт к завтраку, она встретила Розу, бледную и в необычно подавленном настроении. Крессида закусила губу, с трудом сохраняя самообладание. Отказавшись от хлеба и фруктов, она налила себе большую чашку крепкого черного кофе.
– Стефано уже позавтракал?
Роза покачала головой.
– Ни вы, ни он не голодны сегодня утром, – сказала она с некоторой обидой.
– А где он сейчас?
– Синьор ушел очень рано. Не сказал куда.
– Но сегодня утром я улетаю в Англию.
Роза кивнула:
– Да, синьора. Он сказал мне. Он оставил вам билет в своем кабинете и сказал, что водитель заберет вас в одиннадцать часов.
Крессида поставила чашку и посмотрела на Розу, не веря своим ушам.
– Значит, он не вернется, чтобы попрощаться?
Роза смущенно смотрела на нее.
– Нет, синьора, – тихо ответила она.
Так вот как много она для него значит! Ушел, даже не попрощавшись. Она нашла свой билет на письменном столе Стефано. Он лежал на пустом столе, словно насмехаясь над ней. Ни записки, абсолютно ничего. Крессида почувствовала, как глаза ее наполнились слезами. «Держись, – сказала она себе. – Держись до возвращения в Англию».
Весь этот кошмар ей надо было пережить. Попрощавшись с Розой, не скрывавшей своего разочарования, Крессида села в машину, и по мере того, как они все дальше и дальше удалялись от виллы, ее сердце сильнее сжималось оттого, что Стефано даже не соблаговолил попрощаться с ней.
В римском аэропорту, как всегда суетном, Крессида быстро прошла регистрацию. Она посмотрела на часы: надо где-то убить еще около часа, но сидеть в зале, ожидая посадки на самолет, изводя себя мыслями о Стефано, было невыносимо. Крессида решила пройтись по маленьким магазинчикам и просто посмотреть на выставленные образцы, не собираясь ничего покупать.
Но первым магазином, в который она зашла, оказался бутик детской одежды. Она взяла в руки одно из невероятно крошечных платьиц и поднесла его к свету. Каково было бы ее будущее со Стефано, если бы она была беременна? На глаза навернулись слезы, и она, спотыкаясь, вышла из магазина.
– Вам плохо, синьора? – Продавец с беспокойством посмотрел на Крессиду.
– Нет, нет, извините, – поспешила ответить она.
Выйдя из магазина, она смахнула слезы и вдруг услышала какой-то шум.
– Радость моя, ты можешь смотреть, но дотрагиваться нельзя, – говорила явно американка.
Крессида тут же вспомнила этот голос. Она в испуге подняла глаза и увидела Эбони, подружку Стефано, фотомодель. Она шла навстречу Крессиде, отмахиваясь, как от мухи, от небольшого мужчины, который торопливой походкой шел рядом с ней.
Крессида, подобно кролику, ослепленному фарами, замерла на месте, глядя на эту потрясающую женщину. На ней был черный кожаный костюм, черные сапоги и черное кожаное сомбреро. Ни один мужчина не удержался, чтобы не посмотреть ей вслед.
И вдруг Крессида осознала ужасную правду. Эбони здесь, в Риме. Уж не Стефано ли позаботился о ее возвращении, когда его экс-жена была на пути в Англию? Она содрогнулась, ей стало нехорошо. Ни дня, потраченного впустую: распрощавшись с прошлым, он тут же начинает новую жизнь.
Крессиде совершенно не хотелось встречаться с Эбони, видеть триумф на ее лице, ее все понимающие темно-шоколадные глаза. Это лишь увеличило бы степень ее унижения, ее утраты. Крессида уже почти отвернулась, когда услышала около себя голос с американским акцентом. Его обладательница смотрела на нее с нескрываемым удивлением и говорила нараспев:
– Ну и ну! Кого же я вижу? Привет, Кэтрин!
– Крессида, – поправила ее Крессида.
Красивые миндалевидные глаза с любопытством рассматривали ее выцветшие джинсы и свитер.
– Итак, – продолжала Эбони, растягивая слова, – у нас трогательное примирение.
Крессида слегка качнулась. У них примирение. Не хватает, чтобы Эбони принялась посвящать ее в подробности, как они со Стефано вновь соединились после этой ложной тревоги…
Но темноволосая модель взяла Крессиду за руку, будто чувствуя, что Крессида близка к срыву, и внимательно посмотрела на бледное как полотно лицо Крессиды.
– Эй, – пробормотала она, – где Стефано?
Крессида собралась с силами и отдернула свою руку. Не забывать о собственном достоинстве!
– Не имею представления, – холодно ответила она.
– Разве он тебя не встречает?
Она говорила это с удивительной легкостью.
– Нет. Я возвращаюсь в Англию.
– Понятно. – Эбони сощурила глаза. – Снова убегаешь.