Ее сердце принадлежит Эвану... навсегда, потому что после того, как он покинул ее, она никогда не сможет быть ни с кем другим. А теперь у нее будет ребенок. Дитя, которое они зачали вместе. Понравится ему это или нет, но, как только родится ребенок, частичка Эвана всегда будет с ней. Роуэн улыбнулась сквозь слезы. Она станет замечательной матерью, потому что сама судьба вмешалась в ее жизнь и подарила ей долгожданного ребенка.
Позже, когда наступил вечер, Роуэн оглядела свой маленький светлый коттедж, радуясь красивому убранству комнат. Она поняла, что прошла долгий путь. Застенчивая доверчивая девушка, вышедшая замуж за Грега, превратилась в зрелую женщину, способную отвечать за свое будущее и самостоятельно принимать решения. Сейчас в ее жизни нет мужчины, которого она любит, но это не поставит ее на колени, потому что, несмотря на утверждения Эвана о неспособности к прочным отношениям, она поняла причину его страхов, а понять – значит простить.
Роуэн медленно поднималась в спальню, с удовольствием замечая все любовно выбранные детали интерьера, которые придавали уют и неповторимую индивидуальность каждой комнате: книги, зеркала, растения и картины. Солнечная комната с красивыми освинцованными оконными переплетами – идеальное место для детской кроватки. Но первые несколько месяцев ребенок будет находиться в ее спальне, в красивой деревянной колыбели, которую она найдет, побегав по антикварным магазинам, и отреставрирует собственными руками.
В разгар своих мечтаний Роуэн с замиранием сердца поняла, что ей придется сообщить Эвану о ребенке. Она заранее знает, что это известие не изменит его решения, но жизнь ребенка не должна начаться с обмана. Ложь сыграла роковую роль в ее браке с Грегом, и теперь она не дрогнет и скажет Эвану правду о ребенке, которого они зачали, и тогда только от него будет зависеть, захочет ли он стать частью их – Роуэн и своего ребенка – жизни. Думая об этом, она прислонилась спиной к стене и обхватила себя руками, как будто защищая себя и дитя.
Откинувшись в кресле, Эван вытянул ноги и положил их на стол, наслаждаясь первым затишьем за весь день. На мгновение он закрыл глаза. Где-то в подсознании слышался голос инструктора по аэробике, отдававшей своим подопечным по-военному четкие команды под оглушительные звуки поп-музыки. Вот еще одно доказательство его целеустремленности – он может полностью отключиться от этого шума и подумать о планах на уикенд.
Ему предстоит навестить Бет и мальчиков и провести с ними некоторое время. Вместо того чтобы заехать к ним на пять минут и снова устремиться на работу, он останется у них до воскресенья, поведет на обед в один из лучших лондонских ресторанов, затем – в кино, так как мальчишки умирают от желания посмотреть последний нашумевший боевик. Медленно и размеренно дыша, Эван продолжал сидеть с закрытыми глазами, зная, что сотрудники опасаются беспокоить его во время ставшего отныне регулярным двадцатиминутного дневного перерыва. Он ввел этот новый режим после отдыха на Канарских островах, дав себе клятву, что никогда не будет работать до изнеможения и подвергать риску свое здоровье.
Его самочувствие улучшается. Все хорошо... за исключением того, что в его жизни больше нет Роуэн.
Эван открыл глаза. Протянув руку, он вынул из корзинки для исходящей корреспонденции кремовый конверт из веленевой бумаги, посмотрел на знакомый адрес и бросил обратно. Убрав ноги со стола, он поднялся и попытался обуздать внезапно нахлынувшую на него жажду деятельности. Чтобы отвлечься, он подошел к холодильнику и налил себе воды. Стук в дверь захватил его врасплох. Нахмурившись, он повернулся, намереваясь разорвать на части любого, кто осмелился нарушить его отдых, невзирая на строгое предупреждение.
– Кажется, я говорил, чтобы меня не беспоко...
– Здравствуй, Эван.
Его сердце глухо застучало при виде женщины, мысли о которой он тщетно пытался гнать от себя. В розовом летнем платье по щиколотку, с разноцветными браслетами на запястьях и с волосами, уложенными в мягкий пучок на макушке, она предстала перед ним как воплощение изящества и женственности. У Эвана захватило дух.
– Роуэн! Почему мне никто не сказал, что ты здесь?
– Наверное, мне нужно было договориться о встрече, – призналась она, прижимая к груди квадратную сумочку с вышитыми на ней желтыми ромашками, – но я не смогла набраться храбрости. Мне казалось, что если уж я решилась на это, мне просто необходимо прийти и не разубеждать себя, пользуясь каким-либо предлогом.
– Почему ты не присядешь? Хочешь выпить чего-нибудь? Похоже, тебе жарко.
Как жаль, что у нее такой вид! – сокрушенно подумала Роуэн, вытирая пот со лба. Ей хочется выглядеть холодной и неприступной... хочется, чтобы Эван восхитился ее красотой... чтобы пожалел о каждой минуте, когда ее не было рядом с ним...
– Чудесный летний день сегодня. – Она робко улыбнулась, чувствуя, что нервничает. В отличие от нее Эван холоден, хладнокровен и сдержан.
– Да, – сухо согласился он, – а я торчу здесь.
Роуэн была поражена, когда вошла в современный спортивный зал. В приемной она увидела великолепные ковры и красивую блондинку-регистратора, от слегка высокомерного взгляда которой у Роуэн возникло желание вновь пройти через автоматические двери и вернуться домой. Но она должна выполнить свое решение. Ради ребенка, если не ради чего-то другого...
– Ну, как ты живешь? – спросила она с едва заметной дрожью в голосе.
В вопросе прозвучала затаенная боль, и Эван подумал, простит ли он когда-нибудь себя за свой трусливый побег, хотя в то время он искренно верил, что у него нет выбора.
– Прекрасно, – честно ответил Эван. – Намного лучше, чем прежде. А ты?
Роуэн на мгновение отвела глаза. Ее взгляд скользнул по вставленным в рамку дипломам и многочисленным профессиональным свидетельствам, висевшим на стене позади стола Эвана.
– Ты написал в записке, что я могу связаться с тобой, если... если мне понадобится что-нибудь или произойдет нечто чрезвычайное...
– Что такое? Что случилось? – Отрывистый и резкий вопрос Эвана прозвучал как щелчок хлыста, и она вздрогнула. Чувствуя, что болезненный комок в горле мешает ей говорить, Роуэн крепче прижала к себе сумочку.
– Я беременна, – одним духом выпалила она. – Срок – восемь недель. У меня будет твой ребенок, Эван.
Он не попросил ее повторить то, что она сказала, потому что инстинктивно понял: каждое ее слово – правда. Если есть на свете женщина, не способная лгать, так это Роуэн. В отношении честности и порядочности миллионы световых лет отделяют ее от Ребекки, его бывшей жены. Роуэн не скрыла свою беременность, чтобы устроить ему ловушку... она просто сказала правду... Господи, что же ему теперь делать?
– Ты... ты слышал, что я сказала? – Чувствуя, что должна немедленно сесть, Роуэн направилась к вращающемуся кожаному креслу. Сжимая на коленях ярко-желтую сумочку, она с тревогой устремила на Эвана взгляд карих глаз.