Помусолив в уме вопросы и не найдя ни на один из них ответа, я вздохнула. Пойду к Майе, покажу снимки, а там решу, как действовать дальше.
Дверь никто не открывал. Странное дело, может, она устроилась на работу? На всякий случай позвонила еще раз и услышала тихий шорох. В квартире кто-то был, но этот кто-то совершенно не собирался меня впускать. Шорох усилился, потом донеслось царапанье и собачий вой. Значит, все-таки никого, просто плачет брошенная в одиночестве собака.
– Звоните сильней, – послышался приветливый голос.
Дверь соседней квартиры распахнулась, на пороге улыбалась милая старушка. Помнится, Майя говорила, что бабуля находится в маразме. Правда, внешне не похоже: одета аккуратно, хорошо причесана и разговаривает вполне нормально.
– Ждите, ждите, дорогая, – советовала бабушка, – Майечка на балконе сидит, небось не слышит!
– На балконе? – изумилась я. – В такую мерзкую погоду?
– Сама удивляюсь, – миролюбиво откликнулась бабушка, – и как только не замерзнет, в одном халатике со вчерашнего дня…
– Можно посмотреть? – спросила я, полная самых дурных предчувствий.
– Конечно, душечка, заходите, – пригласила бабушка.
Я зашла в чистенькую прихожую.
– Сюда, сюда, – приветливо приговаривала хозяйка.
Мы оказались в довольно просторной кухне, и бабуля открыла балконную дверь.
Ледяной ветер ворвался внутрь, я вышла на лоджию и увидела балкон соседней квартиры. В дальнем углу на стуле, абсолютно прямо, словно проглотив палку, сидела Колосова. На женщине был надет легкий ситцевый халат, голова упала на грудь, руки безвольно повисли.
– Майя, – позвала я, понимая безнадежность ситуации, – Майечка…
Ответа, конечно, не последовало.
– Кричите, кричите, – предложила бабушка, – видите, не слышит, и как только не замерзла!
Милиция приехала лишь через два часа. Два сержанта, а может, прапорщика, я совершенно не разбираюсь в знаках различия на рукавах, петлицах и погонах, мирно спросили:
– Чего случилось-то?
Я поманила их на кухню и ткнула пальцем в сторону балкона. Мальчишки пару минут глядели на стул, потом один с надеждой произнес:
– Может, заснула?
Второй вздохнул.
– На таком холоде? К тому же уже вторые сутки, – развеяла я их мечты.
Милиционеры переглянулись и вызвали подмогу. Еще через полчаса явилась группа хмурых людей, впереди вышагивал длинный мужик с огромным чемоданом.
– Соседи будете? – спросил один из прибывших.
– Да, – хором ответили мы с бабкой.
– Понятыми пойдете, – велел начальник, – имя, отчество, фамилия…
– Не помню, сыночек, – ласково сказала бабуля, но я углядела на буфете паспорт и подала милиционерам.
Тот глянул в книжечку и, пользуясь тем, что старушка пошла ставить чайник, шепотом спросил:
– Бабушка, видно, того…
– Точно, – так же тихо подтвердила я, – только похожа на нормальную…
– Ладно, – согласился старший, – вас-то как зовут?
– Ольга Евгеньевна Воронцова, – не особо задумываясь, ляпнула я и тут же пожалела, что назвалась именем Зайки.
Сказать, что перепутала и на самом деле зовусь по-другому? Да после такого заявления двум идиоткам, живущим без присмотра, милиция психиатрическую перевозку вызовет!
За стенкой послышались глухие удары, очевидно, выламывали дверь. Что-то долго возятся, на мой взгляд, хватило бы просто хорошего пинка…
– Олег Михайлович! – раздалось с лестничной клетки.
– Сейчас, – крикнул начальник и продолжал меня допрашивать:
– Здесь прописаны?
– Нет, Сиреневый бульвар, дом 23, квартира 24, – бодро сообщила я вымышленный адрес и свой настоящий телефон в Ложкине.
– Кем приходитесь хозяйке квартиры?
– Племянницей, только она меня не узнает, считает посторонней женщиной, понимаете?
– Чего уж тут не понять, – вздохнул оперативник, которому до смерти не хотелось приступать к работе, – маразм он и есть маразм! Ладно, если боитесь, можете не ходить в квартиру…
– Закон надо соблюдать, – сообщила я и бодрым шагом двинулась в соседнее помещение.
Дверь на балкон стояла нараспашку, и холод заполнил комнату. Неожиданно проглянуло солнце. Слабый свет проник внутрь, и стала еще ясней видна ужасающая бедность.
– Бывает так иногда, – робким голосом сказал один из молоденьких милиционеров в форме, – пошла, может, белье вешать, выскочила из тепла в одном халатике, а сердце и прихватило…
Но сотрудники в штатском не отреагировали на это замечание. Конечно, никому не хочется получить на участке лишнее убийство. А то, что Майя умерла не своей смертью, стало ясно сразу. Во-первых, в квартире стоял жуткий беспорядок. Единственный шкаф распахнут, и скудное бельишко разбросано по полу, у входа в кухню красуется открытый чемодан, где в беспорядке свалены какие-то тряпки. Ящики выдвинуты, постель перевернута, скатерть под столом. Здесь явно что-то искали.
Когда же тело Майи втащили внутрь, стало понятно, что женщину перед смертью сильно избили, а потом застрелили, причем действовал профессионал. Один выстрел произведен в область сердца, другой, контрольный, – в голову…
– Как тебе кажется, когда она скончалась? – спросил один из оперативников у мужика в резиновых перчатках, присевшего возле трупа.
– Кажется, мажется, – пробубнил тот, – посмотрю желудок, скажу!
– Нет у нее ничего в желудке, – влезла я в профессиональные разговоры. – Майя жила на нищенскую пенсию, голодала…
– Ну мочевой пузырь-то у ней был? – вступил в дискуссию эксперт.
– Ольга Евгеньевна, – прервал милую беседу старший, – идите домой, ни к чему тут толкаться, позовем в случае необходимости.