Но в трубке уже противно пищало. Ладно, так и быть, сначала к Александру Михайловичу, потом к Никитиной. Но оденусь сразу как для визита к Вере – дорого и слегка вызывающе. Вот этот брючный костюмчик от «Лагерфельда» подойдет. В ушки тяжелые серьги с сапфирами, подарок Кеши на Рождество; шею обмотаем парочкой золотых цепочек; на запястья по браслету и часы. Макияж скромный, глаза голубые, зато духов побольше. Любимые «Коко» от «Шанель» сюда не идут. Вот «Дольче вита» от «Диора» в самый раз.
Искрясь и переливаясь, словно новогодняя елка, я побежала выпить кофе.
– Парадный выход императрицы, – откомментировала ехидная Зайка. – Куда отправишься с утра в таком невозможно красивом виде?
– К Маше в колледж, обещала посетить родительское собрание.
Ольга примолкла. Манюня учится в дорогом заведении, педагоги первоклассные, знания девочка получает отменные. Но коллектив, естественно, понимает, что родители у учеников не бедные. Две тысячи долларов в месяц мало кому по карману. Богатство приходит разными путями. В Маруськином классе семь человек. Определили мы ее туда, когда приехали из Парижа, и на самое первое родительское собрание я явилась в джинсах и простенькой курточке. Остальные мамаши щеголяли, несмотря на теплый октябрь, в собольих шубах до пят, сверкая золотыми цепями толщиной с ошейник Банди. Естественно, мне никто не сказал ни слова. Накануне Нового года решила проявить инициативу и позвонила председательнице родительского комитета, чтобы спросить, не следует ли собрать деньги на подарки преподавателям. Женщина слегка замялась, потом пробормотала:
– Всегда покупаем презенты, только не волнуйтесь, за вас уже сдали.
– Кто? – искренне изумилась я.
– Да так, – продолжала мямлить родительница, – нам не трудно, а вам накладно. Уж извините, но видим, как одеваетесь, и понимаем, что во всем себе отказываете, лишь бы девочку в хорошей школе учить!
Я заверила председательницу, что с финансами в семье полный порядок, и теперь хожу в колледж, как супруга магараджи – вся в золоте и каменьях. К слову сказать, дети одеты просто, и лишь наметанный глаз оценит истинную стоимость непрезентабельных джинсов «Труссарди» и «родных» кроссовок «Адидас».
Зайка тщательно обмазывала ломтик хрустящего хлебца тонким слоем масла. Бедолага постоянно сидит на диете, дотошно высчитывая содержание жиров, белков и углеводов в каждом откушенном куске. Масла ей полагается в день пять грамм. И сейчас Ольга решала сложную задачу – намазать всю норму на тостик или все же сдобрить маслом ужин? Наконец приняла решение и принялась возюкать ножиком по хлебу. Ефим, наблюдавший за процедурой, хмыкнул:
– Возьми нормальный кусок. Экономите, что ли?
– Я на диете, – спокойно пояснила Зайка, – жирного нельзя, сладкого, острого…
– Больная, значит, – протянул старик. – Какая молодежь гнилая пошла, я в твоем возрасте гвозди мог съесть, и ничего. То-то смотрю, тощая, вроде мумии, и уши торчат.
– Я не лопоухая, – возмутилась Ольга, не отреагировав на сравнение с мумией.
– Да не те уши, здесь, гляди, – сообщил Ефим, показывая на тазобедренные суставы, – вот они, как ручки у вазы.
Ольга удовлетворенно провела рукой по выпирающим костям и облегченно вздохнула. Она была совершенно счастлива. Старик нахмурился, наверное, понял, что вышесказанное воспринималось невесткой как комплимент. А он получает удовольствие, только когда говорит гадости.
– Впрочем, – быстро нашелся старик, – не расстраивайся, Вот ляжки у тебя очень даже ничего, как окорочка, жирненькие.
Зайка с подозрением покосилась на Ефима, но тостик отложила в сторону. Во взгляде гостя промелькнуло удовлетворение, и он принялся со спокойной душой прихлебывать крепкий кофе. Ну надо же! Всю жизнь курит, пьет, таскается по бабам, просиживает ночи напролет за картами, днем носится по ипподрому, и глядите – дожил почти до ста лет, в полном разуме, никаких признаков маразма или склероза. Да и не болеет никогда…
– Ефим Иванович, – не удержалась я, – вы витамины пьете?
– Только «це», – ответил он.
– Какой? – удивилась я.
– Ну тот, что в яйце, сальце, винце, да еще бабца можно прибавить, – и он захохотал, обнажая идеальные протезы. Белые, ровные клыки. Впрочем, на одном, в самой глубине, тускло сверкнула коронка. Нет, обман зрения. Не может быть, чтобы и зубы сохранил. Так не бывает. Я машинально нащупала языком слегка качающийся штифт и вздохнула. Что может быть хуже визита к стоматологу?
Но через два часа получила ответ на этот вопрос. Хуже только официальная беседа с Александром Михайловичем.
– Здравствуй, садись к столу, – сообщил полковник и принялся долго и нудно заполнять разнообразные листочки. Потом резко спросил: – Где находилась второго ноября, что делала, с кем встречалась? Опиши поминутно.
Я так и подскочила.
– Ну ты даешь, почти месяц прошел, да я не помню, где вчера ездила.
– Склерозник с тобой?
Пару лет тому назад я поняла, что катастрофически все забываю. Первый звонок прозвенел 29 сентября. Явилась домой около одиннадцати вечера и обнаружила в гостиной кучу народа, огромный торт, шампанское…
– По какому поводу веселье? – спросила я у оживленной Зайки.
Та секунду глядела на свекровь, хлопая глазами, потом со вздохом ответила:
– У моего мужа день рождения.
Я осмыслила информацию, но все же переспросила:
– У Кешки?
– Ну да, – ехидно протянула Ольга, – моего супруга зовут Аркадий, а имечко евойной маменьки Дашутка. Хочешь познакомлю?
Пришлось в спешном порядке мчаться ночью в дежурный супермаркет и покупать отвратительный набор – два бокала и бутылка псевдофранцузского коньяка.
Решив в следующий раз быть внимательной, я 13 октября в девять утра влетела в Зайкину спальню, сжимая в руке антикварную вещицу – фарфоровую фигурку бульдога. Ничего не понимающая невестка уставилась на подношение.
– Это мне? – удивилась Ольга. – Очень мило…
Обратить бы внимание на ее изумленный тон и задуматься… Но нет, я с ходу выпалила:
– С днем рождения, дорогая, хотела тебя первой поздравить.
– Ты преуспела, – ответила, зевая, Зайка, – опередила всех ровно на месяц, потому что я родилась 13 ноября.