Но Меган не услышала его. Ее пальцы хрустнули, с силой впились в решетку, а из горла вырвался короткий хриплый вздох. На поле, в самый дальний его конец, высыпала детвора, и Меган не сводила взволнованного взгляда с одного из мальчишек.
– Это он, – шептала она. – Он, мой Томми…
Дэниэл прищурился, вглядываясь в гоняющихся друг за другом ребятишек. Казалось бы, они ничем не отличались друг от друга, но потом Дэниэл понял, что материнский инстинкт не подвел Меган. Даже спустя три года, хотя Томми вытянулся и повзрослел, сердце матери безошибочно угадало его среди всех остальных мальчишек.
– Пусть они подбегут хоть немного поближе… – шепотом заклинал Дэниэл, напрягая всю свою волю. Какая чудовищная несправедливость – после долгого и терпеливого ожидания довольствоваться столь жалким вознаграждением. Скоро до него дошло, что классу Томми отвели для игр самый дальний конец поля и ближе ребята не подойдут. Застывшая рядом с ним Меган, за полчаса ни разу не выпустив мальчика из виду, молча следила за Томми, и взгляд ее был страшнее любых слез.
Потом детей увели. Озорная детвора со смехом убегала, чтобы поскорей добраться до раздевалки, принять душ и переодеться.
Но один мальчик остался.
Замерев, он вглядывался через поле в проволочную решетку и был так же неподвижен, как и стоявшая по другую сторону ограды женщина. Их взгляды, преодолев расстояние, встретились, и тогда он рванулся ей навстречу, но тут учитель заметил, что мальчик отстал, и позвал его. Томми увели вслед за остальными.
Меган продолжала неподвижно стоять. Ее глаза были прикованы к месту, где еще совсем недавно находился ее сын, словно по ее желанию он мог снова там появиться.
– Скажите, ведь это был Томми? – прошептала она. – Я не обманулась?
– Не обманулись, – мягко успокоил он. – Именно этого мальчугана я видел вчера.
– И он узнал меня? – Меган почти умоляла.
– Конечно, узнал. А теперь поедем домой.
Пока возвращались, Меган сидела очень тихо, но, занявшись приготовлением ужина, воспрянула духом, вновь почувствовала прилив сил.
– Идемте в гостиную. Я принесу туда кофе, – сказала она.
Когда они уселись, Дэниэл не мог удержаться:
– Ужин был выше всех похвал.
– В угоду Брайану я выучилась готовить, – пожала плечами Меган. – Умение стряпать входило в список качеств, которыми, по мнению Брайана, должна обладать образцовая жена. Признаться, я думала, что за это время разучилась, но, представляете, руки сами все вспомнили. Вообще произошло столько удивительного… я будто снова ожила. Мы с Томми легко узнали друг друга, а ведь прошло без малого три года!.. Почему-то я нисколько не сомневаюсь, что все образуется.
Наконец она заметила подавленность, весь вечер не отпускавшую Дэниэла.
– Вы сидите как в воду опущенный. Что случилось? Я понимаю… я настроена до неприличия оптимистично, но я сознаю, в какую битву ввязалась. Да, Брайан – крепкий орешек, но я чувствую себя такой сильной… такой уверенной, что смогу преодолеть любые преграды! Именно вам я обязана своей уверенностью, и прошу вас, не надо разрушать ее столь удрученным видом.
– Я не хочу ничего разрушать, – растерянно пробормотал Дэниэл, – только борьба может оказаться гораздо серьезнее, чем вы предполагаете…
Меган присела рядом с ним на софу и заглянула ему в глаза, желая угадать причину его беспокойства.
– Что произошло, Дэниэл? Вы что-то скрываете от меня? – Тягостное молчание подтвердило ее догадку, и Меган крепко взяла его за плечи. – Все в порядке, не бойтесь, рассказывайте. Теперь я сильная, действительно сильная!
– Хорошо, – с тяжелым вздохом согласился Дэниэл. – Мне следовало рассказать вам раньше, но я не мог найти нужные слова… Брайан снова собирается жениться.
От лица Меган отлила кровь, и Дэниэл ощутил, как ее бросило в дрожь.
– Все хорошо, Меган, – настойчиво проговорил он. – Обещаю, мы найдем способ вернуть мальчика.
– Полноценная семья… – упавшим голосом прошептала она. – С одной стороны судьи увидят обеспеченных родителей, а с другой – безработную мать-одиночку с запятнанной репутацией…
– Мать, которую он любит! – горячо воскликнул Дэниэл. – Мальчик сам сказал мне, что ненавидит ту женщину, что никто и никогда не заменит ему его маму. В наши дни, Меган, судьи считаются с мнением ребенка. Послушайте, ничто не должно сломить нас! Мы непременно докажем вашу невиновность и вернем Томми!
– Мы непременно докажем вашу невиновность и вернем мальчика, – повторил Дэниэл. – Слышите, Меган?
Она промолчала, а он, в отчаянье заглянув ей в глаза, прочел в них немой укор. Взгляд Меган был таким печальным, что Дэниэл не выдержал, наклонился и поцеловал ее в губы, привлекая к себе ее стройное тело. Его ласки были лишены страстности; Дэниэлом овладело лишь чистое желание смягчить, убаюкать ее печаль нежностью, и, целуя ее, он шептал:
– Все будет хорошо… я все улажу… верь мне.
В конце концов, она успокоилась. Дэниэл гладил ее волосы и был рад тому, что Меган, уткнувшись ему в грудь, не видит его лица, омраченного сомнениями. Он надавал ей столько обещаний и сейчас не знал, сумеет ли выполнить их… Теперь у Дэниэла не было иного выхода, оставалось лишь искать ключ к решению ее проблем.
Меган подняла голову.
– Дэниэл… – прошептала она.
Ее губы приблизились к его губам; он вдруг перестал владеть собой и – никакие земные силы не смогли удержать его! – прильнул к ее губам. Поцелуем он надеялся утешить Меган, по крайней мере, такую отговорку он придумал для себя, но время, прошедшее после их последнего поцелуя, из нескольких секунд превратилось в миллионы лет, и все переменилось. Бесследно исчезли спокойствие, умиротворение и дружеское стремление снять напряженность. Тело Дэниэла захлестнуло вдруг буйство ощущений, и какое-то время он оставался недвижим под накатывающими волнами возбуждения.
Он видел, что с Меган творится то же самое. Ее стройное тело напряглось в его объятьях, потрясенное теми же открытиями. Они ступили на проторенную ранее тропу: страсть пошатнула их обоюдное недоверие, они лучше узнали друг друга, и недоверие мало-помалу сменилось осторожным союзом, основанным на уважении и общности несчастий. Но у чувства, охватившего их в эту минуту, не было ничего общего с уважением: то была вожделеющая страсть. Дэниэл не хотел, да и не имел ни малейшего права мечтать об этой женщине, но она затронула самое сокровенное в нем, не подчинявшееся трезвому рассудку, и он – закаленный двадцатью годами службы в полиции, где ежечасно подвергал свою жизнь заранее предусмотренному риску, – он безвольно подчинился этому безумству.
Меган казалось, что смерч ее уносит в заоблачные выси. Умом она понимала невероятность происходящего, но тело отказывалось подчиняться. Все на свете потеряло свой смысл. Во всей Вселенной остались лишь его губы на ее губах – медленно терзающие и сладостью поцелуя зажигающие ее плоть, сулящие невероятное блаженство. Умелая ласка его губ ни в чем не уступала умелым прикосновениям рук. Легкие одежды показались Меган стальным барьером, разделяющим их тела, когда они так желали слиться воедино! Да, она знала, что совершает ошибку, но не могла справиться с собой.