Вздохнув, я принялась рассказывать правду. Вернее, почти правду. Свою засаду в туалете и сцену убийства описала очень точно, а вот на вопрос о цели визита к Семену сказала: – Он ближайший друг Макса, хотела посоветоваться с ним, как быть теперь с конторой? Максим ведь хозяин, бизнес пока не конфисковали.
Раз десять сыщики заставили повторять рассказ на разные лады. Потом взяли отпечатки пальцев и повели в управление.
Секретарша Александра Михайловича, милейшая Настенька, увидав меня в центре группы сердитых мужчин, вздохнула и спросила:
– Опять труп нашли?
Но меня уже втащили в кабинет, усадили на стул и забыли. Сотрудники входили и выходили, пошел третий час бессмысленного сидения, когда наконец на пороге возник Женька.
– На, – весьма нелюбезно сказал дружок, сунув пластиковый стаканчик с холодным растворимым кофе и бутерброд с обсохлым сыром.
– Представляю, как вы относитесь к задержанным, если свидетеля чуть голодом не уморили, – сообщила я, принимая отвратительные дары.
– Сажаем в бетонный мешок и бьем резиновым шлангом по почкам, – не остался в долгу эксперт.
Но тут дверь снова отворилась, и в кабинет ввели Аделаиду. На этот раз на женщине красовалось просторное платье в мелкий коричнево-белый цветочек. Щеки и губы потеряли ужасающую окраску, но все равно я узнала жену Семена с первого взгляда.
– Она? – спросил вошедший Александр Михайлович.
Я кивнула.
– Будем оформлять очную ставку.
– Да что здесь происходит? – закричала Аделаида.
– А то, – пояснил один из мужиков, – что, когда убиваешь супруга, сначала проверь, нет ли в доме посторонних! Дарья Ивановна находилась в туалете и наблюдала момент выстрела.
– Вы с ума здесь посходили вместе с этой идиоткой! Первый раз ее вижу.
– Второй, – поправила я, – первый был вчера, когда с дачи приехали.
– Я не убивала Сеню! – закричала Ада. – Ну к чему мне стрелять в мужа, с которым живу почти двадцать пять лет? Меня в Москве с шести утра нет, первой электричкой в Кратово уехала.
– Ты ее видела? – спросил полковник.
Я кивнула:
– Очень хорошо, только тогда на ней было красное блестящее платье-стрейч. И накрасилась по-идиотски: щеки – малиновые, губы – морковные. А на ногах – босоножки на здоровенном каблуке.
– Нет, только посмотрите! – со слезами в голосе закричала Аделаида. – Надо же так врать. Да у меня нет красного платья, тем более стрейч! Разве можно с такой фигурой носить вещи в обтяжку? Каблуки не надеваю никогда. Поглядите, рост – почти метр восемьдесят. Всю жизнь в тапках хожу.
И она выставила странно маленькую и изящную ногу, обутую в летний замшевый ботиночек на абсолютно плоской подошве.
В моем мозгу зашевелились первые, пока еще смутные подозрения.
– Не знаю зачем, – продолжала кипятиться Ада, – но ваша свидетельница врет.
– Нет, – возразил Александр Михайлович, – Васильева – наш сотрудник и придумывать зря ничего не станет.
– Ага, – завопила потерявшая всякий разум Воробьева, – убийцу искать лень, вот и подтасовываете улики, менты поганые, ненавижу. Всегда такие были, еще когда папу расстреляли. Сволочи.
– Аделаида Генриховна, успокойтесь, кроме Дарьи, вас еще видело много народу во дворе: соседки, дворник и продавец из палатки, где покупали бутылочку фанты.
– Я не пью фанту, – затопала ногами обвиняемая, – никогда не употребляю этот напиток.
Я во все глаза смотрела на ее маленькие, изящные ножки и наконец не выдержала:
– Ада, какой размер обуви вы носите?
От неожиданности подобного вопроса женщина прекратила плакать и сообщила:
– Тридцать пятый, а что?
– Надо же, с таким ростом и иметь ножку китаянки, я почти на двадцать сантиметров ниже, а еле-еле влезаю в тридцать девятый.
– Да, – неожиданно кокетливо пояснила Аделаида, – большая редкость, и руки у меня маленькие.
Она вытянула вперед узкую аристократическую кисть с тонкими, длинными пальцами.
– Дарья, – обозлился полковник, – размер бюста и объем талии выяснишь потом.
– Знаешь, – пробормотала я, – вообще-то очень странно. У той здоровенной бабищи на ногах красовались босоножки на гигантских каблуках, размера этак сорок – сорок два. Еще подумала, как ей трудно покупать обувь с такой ножищей. Если Аду поставить на подобные ходули, тетка под два метра вышиной станет! И руки такие широкие, просто мужские… Знаешь, это, наверное, все-таки была не она, а кто-то страшно на нее похожий!
– Наконец-то! – выдохнула Аделаида.
– Послушай, – прошипел Александр Михайлович, – кончай дурака валять. Воробьеву видели семь человек! Двое рассказали, что она во дворе стягивала с рук перчатки. Ее хорошо знают в доме, с ней поздоровались, она ответила и пошла к метро. Очень глупо надевать на преступление такое платье. Вся улица вслед глядела!
– Вот именно, – закричала я, – кто-то хотел привлечь к ней внимание и велел так одеться!
– Нет у меня красного платья-стрейч, – зарыдала Ада. – Никогда не было.
– Паша, покажи, – велел полковник.
Незнакомый молодой человек вынул из портфеля два прозрачных мешка с бирками. Аккуратно открыл один и вытряхнул на стол смятый кусок материала.
– Узнаете?
Ада смотрела на одежду во все глаза.
– Выстрелив в мужа, – сообщил Паша, – вы пошли по улице, зашли в магазин «Женская одежда» и купили там вот это платье в коричнево-белый цветочек, в которое сейчас одеты. Прежний наряд и, – он потряс другим пакетом, – резиновые перчатки запихнули в мусорную корзинку в примерочной кабинке. Продавщицы вас хорошо знают, вы часто покупаете там вещи. К тому же сегодня устроили скандал, обвиняя сотрудницу в том, что она неправильно дала сдачу. Якобы утаила сто рублей. Пришлось снимать кассу. Устроить очную ставку с сотрудниками магазина ничего не стоит. Но, думается, лучше сознаться. Суд всегда учитывает факт добровольного признания!
– Да вы чего, – севшим голосом забормотала Ада, – и впрямь решили меня засадить? Покупала я платье в том магазине, но только две недели тому назад!