Сначала я понеслась в ближайший супермаркет и до отказа набила холодильник старушки едой. Потом, велев ждать новостей, поехала домой. Следовало подключить Аркадия. По дороге, естественно, попала в пробку. Стоя в бесконечной очереди на Садовом кольце, никак не могла избавиться от мысли: зачем было Максу убивать Веронику?
Девушка стала его седьмой женой. С предыдущими супругами Макс развелся вполне мирно, более того, ухитрился сохранить со всеми приятельские отношения. Он никогда не был жадным или злопамятным и с готовностью помогал «бывшим». Во всяком случае, когда я в конце мая 1983 года сломала ногу, а Наташка заболела корью, Полянские взяли Аркашку на все лето к себе на дачу. Нина Андреевна возилась три месяца с мальчишкой, ни разу не пожаловавшись на его шкодный характер. Следует добавить, что к тому моменту мы уже были давно в разводе и Аркадий не сын Макса.
И еще – Полянский самозабвенно любит женщин. Любая дама, даже страшная, как атомная война, получает от него вполне искренние комплименты. Молоденьких он обожает, дамами средних лет восхищается, старушек почтительно выслушивает. Его практически невозможно вывести из себя.
Макс из той редкой категории мужчин, которые замечают цвет платья и тон помады. По вечерам он может по десять минут возиться с занавесками – складки на гардинах должны спадать красиво. Сахарница всегда стоит посередине стола, потому что сбоку не смотрится, полотенца в ванной выравниваются чуть ли не по линеечке. Вид колготок, забытых на кровати, ранит Макса, как нож. Он органически не переносит надколотой посуды и мятых кухонных тряпок. Всю жизнь Полянский окружает себя красивыми вещами. Ну не способен он пить чай из эмалированной кружки и есть картошку со сковородки!
Макс никогда не выстрелит жене в лицо. Скорее всего предпочтет решить проблему привычным путем – даст денег, купит квартиру… Ну, предположим, все-таки замыслил убить! Схватится за пистолет? Да никогда. Вероятнее всего, отравит, потом уложит аккуратно в кровати, закроет покрывалом, разгладит складки… Все должно выглядеть красиво. Есть еще один момент. Бывший супруг совершенно не выносит вида крови. Бедолага всегда брился только электробритвой, чтобы не дай бог не порезаться. Однажды Кеша разбил коленку, а Макс упал в обморок.
И такой человек хладнокровно выстрелил в лицо спящей жене-красавице? Потом кое-как натянул на фонтанирующую кровью рану одеяло и ушел? Ни за что не поверю. Что-то здесь не так.
Когда я примчалась домой, Аркашка сидел за компьютером. Сын совсем недавно обрел диплом адвоката. Больше всего ему хотелось получить в руки какое-нибудь интересное дело. Но Кешке не везло. Всех мало-мальски перспективных клиентов расхватывали более опытные коллеги по консультации. Мой адвокат заполучил пока только двух подзащитных. Один продавал испорченный маргарин, выдавая несъедобный продукт за первоклассное «Вологодское» масло. Другой украл машину в своем дворе и попытался продать тачку соседу из другого подъезда своего же дома. Сам Перри Мейсон спасовал бы, защищая подобных придурков! Последние два месяца бедный ребенок сидел в консультации, отвечая на вопросы граждан. Мне было жаль его до слез, но настоящие клиенты все не попадались.
– Послушай, – налетела я на него, – нанимаю тебя защитником.
Аркашка отъехал от компьютера и хмыкнул:
– Разбила чужую машину, когда парковала свой «Вольво»?
Дежурные шутки домашних по поводу того, как я ловко вожу машину, надоели до полусмерти. Я села в кресло и изложила сыну суть дела. Аркашка притих и задумался.
На следующий день мы принялись действовать с самого утра. Сначала внесли в кассу консультации необходимую сумму денег, и Аркадий поехал к следователю знакомиться с делом. Я же подалась в Бутырскую тюрьму. Следовало добиться свидания, чтобы поговорить с Максом.
СИЗО-2, который народ называет Бутыркой, расположен на Новослободской улице. Мрачное здание скрыто от прохожих во дворе светло-кирпичного дома.
Я несколько раз уже бывала здесь и даже содействовала побегу заключенного, поэтому хорошо представляла тамошние порядки.
В полуподвальном помещении задыхалось человек пятьдесят. Внутрь впускают по двадцать. Свидание длится час. На сегодня мест нет, впрочем, на завтра и пятницу – тоже. Я молча выслушала словоохотливых женщин и вышла в маленький предбанник, где толпился народ с пудовыми сумками. Потом, спустившись на четыре ступеньки вниз, оказалась в другом полуподвале, где стоял тихий гул. Тут принимали передачи, и я знала, как действовать.
Подойдя к одному из раскрытых окошечек и дождавшись, когда очередная потная тетка сдаст колбасу и сушки, я сунула под решетку паспорт. Толстомордая блондинка залаяла как овчарка:
– Чего паспорт суешь? Тут только продукты, иди в первое окно.
– Глянь на спецразрешение, – тихо шепнула я, загораживая собой обзор.
Бабища раскрыла книжечку, сгребла сто долларов и быстро гавкнула:
– Ну, чего хочешь? Шампунь взять, бритву?
– Нет. Дам еще столько же, если устроишь в поток на свидание, который войдет в полдень.
– Фамилия, имя, отчество, год рождения, – деловито поинтересовалась стражница.
– Максим Андреевич Полянский, 1959-й.
– Топай в башню, – велела «помощница».
Я понеслась в соседний подвал. Ровно в двенадцать огромная железная дверь открылась, и полная тетка принялась выкликать фамилии. Меня вызвали последней.
– Ну? – осведомилась конвойная, когда я приблизилась. Еще одна зеленая бумажка перекочевала в карман гимнастерки, и я пошла по лестнице вверх. Вместе с другими женщинами меня завели в узкую и длинную комнату, разделенную грязноватым стеклом. По ту сторону уже сидели заключенные. Бабы кинулись искать своих. Я пошла вдоль стекла и увидела похудевшего и осунувшегося Макса.
– Вот что, граждане, – раздался громкий голос.
Все разом перестали причитать и повернулись к двери. На пороге высился здоровенный красномордый парень в камуфляже. В расстегнутом воротнике виднелась тельняшка.
– Кончай базар, гражданочки, свиданки вам сегодня сорок пять минут.
– Почему, сыночек, – заныли тетки, в отличие от меня простоявшие в очереди несколько дней, – час положен.
– Обед у нас, – сообщил тюремщик, – тоже кушать хотим.
– Ну, сыночек, – застонали бабы, – придумай что-нибудь, помоги! Не выгоняй раньше.
– Пользуетесь тем, что я добрый, – вздохнул парень, – так и быть. Сейчас запру всех, а потом вернусь. Но чтоб тихо тут!