– Извините меня. Вы совершенно правы. Мы допустили ошибку и теперь сгораем от стыда. Сейчас мне, однако, нужно выяснить, купила ли Серена яйца, – посерьезнев, сказал Мантос.
– На колени, – тихим голосом приказал Патрович.
Все трое, как радиоуправляемые роботы, опустились на колени.
– Падите ниц.
Все трое послушно уткнулись лбами в пол.
Монах встал им на спины.
“Странно, он совсем не тяжелый, – подумал Саверио. – Наверное, он левитирует”.
Шеф молча простоял на их спинах по меньшей мере две минуты.
Прижатый лицом к земле, Саверио не мог видеть, но догадывался, что шеф-повар смотрит на работников. Наконец Золтан произнес:
– Хорошо. Всем все ясно, – и спустился со спин Зверей.
Повара кивнули и, затаив дух, вернулись к работе.
“Он телепат”, – догадался Саверио.
Затем монах обошел кухню, перемещаясь со странной плавностью, как деревянный истукан, словно под рясой у него был скейтборд. Повара с поклоном протягивали ему блюда. Он проводил над ними рукой, как пранотерапевт.
Время от времени он ронял:
– Меньше имбиря. Больше соли. Слишком много кумина. Не хватает розмарина.
А затем исчез так же внезапно, как и появился.
Приветственный фуршет
Фабрицио Чиба вместе с другими приглашенными не избежал долгих проверок, подобных тем, которым подверглись Звери при входе на виллу. Писатель прошел через металлодетектор.
Когда очередь дошла до Сомаини, ей пришлось расстаться с сотовым телефоном.
– Что за балаган? – спросил писатель у сотрудницы службы регистрации.
Девушка объяснила, что Кьятти не хочет, чтобы прием стал публичным событием. Поэтому нельзя ни посылать фото и видео, ни общаться с внешним миром. По этой причине не получили аккредитацию журналисты.
– Не волнуйся, будут фотографы “Сорризи э Канцони” [17] . Кьятти предоставил им эксклюзивные права, – вполголоса поделилась Сомаини, которая была докой в этих делах.
Они вышли с пропускного пункта и оказались перед стоящим на монорельсе вагончиком в форме торпеды. На вагончике было написано: “VILLA ADA ENTERPRISE”.
Писатель и модель устроились на сиденьях из черной кожи. Из динамиков раздавался голос Луи Армстронга, поющего What a Wonderful World. Вместе с ними в вагон вошли Пако Хименес де ла Фронтера с длинными пергидрольными волосами и квадратной челюстью, сводящей с ума женщин. По случаю приема футболист был одет в блестящий смокинг и белую атласную майку. Его спутница, красотка из Монтополи-ди-Сабина со скульптурными формами, Тайя Тестари, с ног до головы была закутана в черную органзу, под которой угадывалось обнаженное тело.
Фабрицио отымел ее после большого гала-концерта на пятом канале, но он был так пьян, что помнил лишь, как она заехала ему по носу, то ли в порыве страсти, то ли за то, что он порвал ей платье.
К ним, в обществе экс-теледивы, присоединился и второй игрок из “Ромы” Миша Серов, оставлявший позади себя тошнотворный шлейф одеколона.
Симона Сомаини продолжала щебетать, прильнув к локтю Фабрицио Чибы и прижимаясь к нему бюстом. Писатель подозревал, что все это она делает, зная, что “Парамаунт” купил права на “Львиный ров”, и бог знает на что рассчитывая. Бедняжка не знала, что в том, что касалось фильма, его слово не имело никакого веса. Американцы даже не пожелали с ним встретиться. Его агенту они ответили, что не считают это необходимым. Они отвалили ему кучу денег при условии, что он не будет путаться под ногами.
Утопленный в спинку переднего кресла плоский экран ожил, и на нем визуализировалась физиономия Сальваторе Кьятти.
– Ой, вылитый Минос! – вырвалось у Симоны, от удивления она прикрыла рот рукой.
Фабрицио изумился. Он не ожидал, что актриса – знаток греческой мифологии.
– Минос?
– Да, мопс Диего Малары, моего парикмахера. Похож как две капли воды.
Актриса не ошибалась, торговец недвижимостью имел невероятное сходство с карликовым молоссом. Глаза навыкате, маленький приплюснутый нос, круглый череп, сидящий прямо на широких плечах. Совершенно гладкий, если не считать полоски серебристых волос над ушами.
– Добрый день, я Сальваторе Кьятти. Уверен, этот праздник поразит ваше воображение. Я и мои помощники приложили все усилия к этому. Теперь, пожалуйста, закройте глаза. Я не шучу, закройте их по-настоящему.
Пассажиры переглянулись между собой и, несколько смущенные, повиновались.
Голос Кьятти становился все слаще и слаще:
– Представьте, что вы снова дети. Вы одни в маленькой деревянной хижине, бабушка ушла в город. Внезапно в небе загромыхало. Вы открываете окно и что видите? На горизонте возник смерч и движется в вашу сторону. Вы бросаетесь лихорадочно закрывать ставни, запираете дверь, но вихрь мгновенно достигает дома и уносит вас в небо вместе с хижиной. Дом кружится, кружится, кружится… Торнадо поднимает вас ввысь, все выше и выше, выше радуги. – На втором плане тихо заиграла инструментальная версия Over the Rainbow. – Наконец оно мягко приземляет вас в новом, неведомом прежде мире. В мире, где нетронутая дикая природа живет в гармонии с людьми. Теперь вы можете открыть глаза. Добро пожаловать в земной рай. Добро пожаловать на виллу Ада. Держитесь крепче. Раз, два, три, поехали!
– О господи. – Симона Сомаини стиснула руку Фабрицио Чибы, когда поезд тронулся, пригвоздив их к спинкам кресел. Они на всех скоростях пронеслись несколько десятков метров по лесу, после чего рельс, как американская горка, изогнулся вверх, подняв их над кронами пиний. При их приближении поднимались в воздух стаи разноцветных попугаев, серые журавли и огромные стервятники с облезлыми шеями. Потом они плавно опустились и оказались посреди зеленого луга, на котором паслись стада гну, зебр, буйволов и жирафов, которых, казалось, нимало не беспокоил проезжающий мимо вагончик. Затем они выехали на небольшое плато, где рядом со стаей гиен дремал на солнце львиный прайд. Оттуда вниз по поросшему кустарником склону.
Пассажиры восторженно визжали, показывая руками на животных. В зеленых зарослях Фабрицио, как ему показалось, заметил обезьян. Вагончик сделал плавный вираж, подняв их на тридцатиметровую высоту. С этой точки открывалась полная панорама парка. Многоэтажки квартала Саларио и транспортная магистраль Олимпика едва виднелись по краям огромного зеленого массива.
В захватывающем дух спуске поезд скользнул над большим прудом, где стояли на якоре три плавучих дома. Торпеда пробороздила воду, подняв фонтан брызг и вопли пассажиров.
Симона была в восторге: