"Хватит, — сказал себе Кристиано, обхватив руками коленки. — Сейчас мне надо поспать. Я не должен думать об этом".
Он закрыл глаза и вспомнил книгу, которую нашел, когда ему было десять лет, — кто-то оставил ее на лавке на автобусной остановке. Книга была потертая, с пожелтелыми страницами, словно ее читали и перечитывали тысячу раз. В центре неприметной серой обложки красными буквами было напечатано название: "Мария взбунтовалась''.
На первой странице черно-белая иллюстрация. Посередине — девочка в больших круглых очках, с косичками и в передничке, из-под которого торчали тоненькие, как спицы, ножки. Справа — толстомясый священник с зачесанными назад волосами, двойным подбородком и безжалостной линейкой в руке, слева — дородная тетка с пучком и противным вздернутым носом. В книжке рассказывалось о Марии, девочке в очках, которая была сиротой (ее богатые родители погибли в аварии на железной дороге) и жила на огромной английской вилле (из кухни в спальню она ездила на велосипеде) с противной теткой и жирдяем священником, который был у нее учителем и колотил ее за каждый неправильный ответ. Эта парочка разбазаривала ее наследство и уже прибрала к рукам виллу, которая разваливалась на глазах, так что по дому гулял ветер. Мария была одна-одинешенька, без друзей, даже без собаки. Когда эти двое оставляли ее ненадолго в покое, она уходила исследовать превратившийся в джунгли сад.
Однажды она играла в заросшей дикими розами и плющом беседке, стоящей на островке посреди темного озера. И тут она заметила какое-то движение. Мышь, подумала Мария. Она подошла и увидела двух человечков и крохотную женщину, которые пасли корову высотой в два сантиметра.
Это были лилипуты, привезенные в Англию неким Гулливером по возвращении из путешествий в неведомые земли. Им удалось сбежать, и они жили в этой беседке посреди пруда.
Мария поймала одного человечка и посадила его в обувную коробку. А потом они подружились.
Классная была книга. Кристиано прятал ее в шкафу. Ему бы сейчас тоже хотелось иметь своего лилипута, с которым можно поговорить, он бы носил его в кармане куртки...
Зазвонил сотовый Рино.
Кристиано, почти уснувший, подскочил в постели.
Кто это?
"Это доктор Бролли. Я хотел сказать тебе, что твой отец умер"
Он слез с кровати и вытащил телефон из кармана штанов.
— Кто это? — Молчание. — Кто это?
— Рино...
— Четыресыра?! Куда ты подевался? Сколько времени не отвечал по телефону! Что с тобой стряслось?! Я беспокоился.
— Кристиано?
— Почему ты не отвечал? Я тебе тысячу раз звонил. Что ты там делал?
— Я — ничего.
— А вчера вечером? Что случилось?
— Я плохо себя чувствовал.
Кристиано понизил голос:
— А налет? Вы его провернули?
— Я — нет. Я дома остался... А Рино?
Он должен был подобрать правильные слова. Ведь Рино — его единственный настоящий друг.
— С папой плохо. У него было кровоизлияние в голову.
— Это серьезно?
— Ну, в общем, да. Но скоро ему должно стать лучше.
— И как это случилось?
Кристиано собирался выложить все как есть, когда вспомнил, что по телефону никогда нельзя ничего рассказывать. Его могут прослушивать.
— Вчера ночью. Он спал, и с ним случилась эта штука, он впал в кому. Сейчас он в больнице Сан-Рокко.
Четыресыра не отвечал.
— Эй, ты на линии?
— Да. — Голос у него дрогнул. — Как он сейчас?
Кристиано повторил еще раз:
— Он в коме. Это как будто спишь, только проснуться не можешь.
— А когда это кончится?
— Врач говорит, что не знает. Может, через неделю, может, через два года... Может, умрет.
— А ты что будешь делать?
— Пока останусь здесь. — Кристиано понизил голос по шепота: — Тут Трекка! Он здесь поселился.
— Трекка. Социальный работник?
— Да. Это он ради меня старается. Сказал, что пробудет здесь неделю. Но мы с тобой все равно можем видеться.
— Слушай, а навещать Рино можно?
— Да. Но только по расписанию. Слушай, приходи ко мне, а? Мы бы вместе к папе поехали.
— Я не могу...
— Да ладно тебе, приходи. — Кристиано хотел было добавить, что он ему нужен, но, как всегда, промолчал.
— Мне нездоровится, Кри. Давай завтра?
— Хорошо. Все равно я в школу в эти дни не пойду.
— Но как... как ты вчера обнаружил насчет Рино?
— Никак. Зашел к нему в комнату, а он в коме.
Пауза, потом:
— Понятно. Ладно. Пока.
— До завтра?
— До завтра.
Кристиано собрался уже вешать трубку, но все тянул.
— Четыре? Четыресыра?
— Да, что?
— Слушай, я так понял, что, если папа не проснется в ближайшее время, меня отправят в интернат. Они никогда не оставят меня здесь одного. Если что... — Он поколебался. — Можно мне переехать жить к тебе? Знаю, что ты не хочешь, чтобы к тебе в дом кто-нибудь заходил... Но я буду вести себя хорошо, ты только дай мне угол, я там и буду спать. Ты же знаешь, я парень спокойный, только пока папа не...
— Вряд ли. Ты знаешь, что они обо мне думают.
Виток боли обвил Кристиано горло.
— Да, знаю. Они дерьмо. Ты не сумасшедший. Ты лучше всех. Как ты думаешь, может, тогда мне пойти к Данил о?
— Да. Может быть.
— Я ему обзвонился, но он не отвечает ни по сотовому, ни по домашнему. Ты с ним говорил?
— Нет.
— Ладно. Увидимся завтра.
"Я должен столько всего тебе рассказать".
— До завтра.
202.
Джованни Пагани, молодой человек избыточно высокого роста, но без избытка серого вещества, сидел на оградке перед больницей "Сакро Куоре". Он недавно купил себе такую же куртку, в которой канадский путешественник Ян Рош Бобуа на дельтаплане перелетел через Анды, и был весьма доволен идеальной устойчивостью изделия к воздействию атмосферных явлений. Наряду с этими соображениями практического свойства, он размышлял о том, как бы убедить подругу сделать аборт. Марта пошла забирать результаты теста на беременность, и он, учитывая, как последние месяцы ему хронически не везло, был на все сто уверен, что результат окажется положительным.
Так что мозг Джованни Пагани занимали две далекие друг от друга мысли. Им там было тесно, как двум борцам сумо в телефонной будке, и все же туда сумела протиснуться еще одна мысль.