Важную роль в сексуальном раскрепощении Жида сыграл Уайльд. Их первая встреча в Париже в 1891 г. испугала Жида. Когда в январе 1895 г. он случайно встретился с Уайльдом и Альфредом Дугласом в Алжире, его первым побуждением было убежать, но он не сделал этого. Уайльд пригласил его в кафе и там он увидел юного флейтиста Мухаммеда, который с первого взгляда очаровал его. Жид и раньше увлекался арабскими мальчиками, но никогда не осмеливался довести свое увлечение до физической близости. На сей раз с ним рядом был циничный Уайльд. Выходя из кафе, он спросил Жида: "Вы хотите этого музыканта?" Превозмогая себя, срывающимся от стыда и волнения голосом, Жид ответил "да", Уайльд сказал несколько слов проводнику, победно расхохотался, и эту ночь Жид провел с Мухаммедом. Она стала его вторым рождением:
"Теперь я нашел, наконец, то, что для меня нормально. Не было больше ничего принудительного, вымученного, сомнительного; в моей памяти об этом не сохранилось ничего неприятного....После того, как Мухаммед ушел, я еще долго находился в состоянии дрожащего ликования, и хотя уже рядом с ним я пять раз пережил чувственный восторг, это повторялось еще несколько раз и, вернувшись в свой гостиничный номер, я до самого утра испытывал его отголоски".
Теперь он точно знал, что ему нужно, однако это не помешало ему жениться на Мадлен. Сексуальная жизнь Жида ограничивались краткосрочными приключениями с 15-18-летними рабочими подростками и юными арабами. Жена писателя, имевшая, подобно Софье Андреевне Толстой, доступ к его интимному дневнику, относилась к этим похождениям терпимо, благо их "объекты" быстро менялись. Гораздо серьезнее был роман 47-летнего писателя с его 16-летним племянником Марком Аллегрэ. Жид знал Марка с раннего детства и когда тот превратился в обаятельного подростка, страстно влюбился в него, заботился о его развитии, возил с собой в Швейцарию, Англию, Тунис и Конго. О силе этой любви говорят многочисленные дневниковые записи. Жид любуется стройным телом и нежной кожей мальчика, "томностью, грацией и чувственностью его взгляда". "Мысль о М. поддерживает меня в постоянном состоянии лиризма... Я не чувствую больше ни своего возраста, ни ужаса времени, ни погоды". "Я уже не могу обходиться без М. Вся моя молодость, это он". Но при всем уважении к знаменитому дядюшке, Марка больше интересовали девушки. Жид не пытался противиться этому и в дальнейшем их взаимоотношения с Марком переросли в прочную дружбу.
Роман с Марком Аллегрэ активизировал потребность Жида открыто рассказать людям об однополой любви. Эта идея жила в нем давно. Первым шагом к самораскрытию была во многом автобиографическая повесть "Имморалист" (1902), лирический герой которой, Мишель, мучительно освобождается от традиционных протестантских ценностей, открывая подлинную сущность своей сексуальности с помощью непосредственных и сердечных арабских мальчиков. Вслед за "Имморалистом" появилась книга из четырех "сократических диалогов" под многозначительным названием "Коридон", в которой Жид выступил с открытой историко-философской апологией однополой любви, объявив педерастию главным источником достижений античной цивилизации. Первый вариант "Коридона" Жид выпустил в 1911 г. анонимно, тиражом всего в 12 экземпляров, для ближайших друзей. Первое открытое издание книги вышло в 1924 г. и воспринималось как ответ на карикатурный образ гомосексуала, нарисованный Прустом в "Содоме и Гоморре".
Однако философские трактаты мало кто читает. Поэтому Жид продолжил тему в романе "Фальшивомонетчики" (1926). Основная сюжетная линия романа - история любви молодого писателя Эдуарда и его 15-летнего племянника Оливье. Их неудержимо влечет друг к другу, Эдуард хочет помогать духовному развитию юноши, а Оливье нуждается в его жизненном опыте и эмоциональном тепле. Однако робость и страх быть непонятыми мешает обоим открыто выразить свои чувства. Эдуарду кажется, что он не нужен мальчику, а Оливье, принимая сдержанность Эдуарда за холодность, едва не становится добычей светского циника графа де Пассавана, напоминающего прустовского де Шарлю. Но в конце концов дяля и племянник обретают друг друга и даже мать Оливье благословляет их отношения. В своей автобиографии "Если зерно не умирает.. " (1926) Жид расставил все точки над и. Гомосексуальные чувства и отношения, которые раньше можно было считать художественным вымыслом, теперь стали фактами его биографии. Это, естественно, вызвало скандал. Отдельные критики обвиняли Жида в развращении детей, в его откровенности увидели проявления эксгибиционизма и нарциссизма. Но со временем люди привыкли. В 1947 г. Андре Жид получил Нобелевскую премию по литературе.
От Андре Жида эстафета художественной гомоэротики протянулась к драматургу, поэту, режиссеру и художнику Жану Кокто (1889 - 1963). Как и Жид, Кокто был маменькиным сынком (его отец покончил с собой, когда Жану было 8 лет) и всегда любил женское общество.. В лицее Кондорсэ Жан влюбился в старшего по возрасту, сильного и необузданного одноклассника Даржелоса, не мог спокойно видеть его голых ног в коротких шортах и открытого ворота рубашки, но при встрече с ним наедине растерялся и попал в неловкое положение. Через несколько дней после этого Даржелос заболел и умер, оставшись в памяти Кокто символом агрессивной маскулинности. Свои ранние эротические чувства и переживания Кокто описал в анонимно изданной "Белой книге" (1928), к которой позже написал игривое предисловие - дескать, может быть эта книга моя, а может быть и не моя, и в романе "Ужасные дети" (1929). Человек разнообразных талантов и огромного личного обаяния, Кокто много лет стоял в самом центре французского художественного авангарда и стал первым открытым гомосексуалом, избранным членом Французской академии.
Художественная литература сыграла решающую роль и в постепенной реабилитации женской однополой любви. Христианские богословы говорили о ней гораздо реже, да и либертины ХVI -XVIII вв. не принимали ее всерьез. Сексуальные отношения между женщинам казались самоуверенным мужчинам только временной заменой или подготовкой к "настоящему" сексу. Если для "голубых" мужчин главной опасностью было засветиться, обнаружить себя, то лесбиянки страдали прежде всего от своей невидимости.
Хотя секс между женщинами будоражил мужское эротическое воображение, единственным известным ему типом лесбиянки была мужеподобная и коварная женшина-вамп, гермафродитка, которая успешно конкурирует с мужчинами и развращает молоденьких девушек. Естественно, что этот образ наделялся самыми отвратительными чертами. Даже в наиболее дружественной к лесбиянкам стихотворной книге Шарля Бодлера "Цветы зла" (1857) сочувствие по поводу неосуществимости их сексуальных желаний переплетается с осуждением их "демонизма":
Вас, дев и дьяволиц, страдалиц и чудовищ,
Люблю вас, нашу явь презревшие умы!
Вы в бесконечности взыскуете сокровищ,
Вы, богомолицы, и вы, исчадья тьмы!
То плачете, а то кричите в исступленье,