Хрупкая душа | Страница: 39

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Я удивленно на нее уставилась.

— А вы разве не знаете?

— Ясновидение работает немножко иначе, дорогуша, — сказала она. — Что-то вы разнервничались.

— Пожалуй.

— Не стоит. Вы в надежных руках. Вас окружают духи. — Она крепко зажмурилась. — Ваш… дедушка? Он говорит, что ему уже легче дышится.

У меня отвисла челюсть. Дедушка умер, когда мне было тринадцать, от рака легких. Мне было страшно ходить к нему в больницу и смотреть, как он медленно истаивает.

— Он знал что-то важное о вашей матери, — продолжала Мешинда.

Ну, легко сказать: он-то теперь не сможет ни подтвердить это, ни опровергнуть.

— Это стройная женщина с темными волосами. Она была очень молода, когда родила вас. Я слышу какой-то акцент…

— Южный?

— Нет, не южный… Не пойму какой. — Мешинда посмотрела на меня. — А еще я слышу имена. Странные имена. Аллагаш… и Уитком… нет, Уитьер.

— «Аллагаш Уитьер» — это юридическая фирма в Нэшуа.

— Думаю, они располагают нужной информацией. Юрист, который оформлял ваше удочерение, работает там. Я бы связалась с ними. А еще — с Мэйси. Человек по имени Мэйси тоже кое-что знает.

Мэйси была фамилия клерка из загса округа Хиллсбороу, она прислала мне постановление об удочерении.

— Она-то знает, — кивнула я. — У нее на меня целая папка.

— Я говорю о другой Мэйси. Это ваша тетка или двоюродная сестра… Она усыновила ребенка из Африки.

— У меня нет ни тетки, ни сестры по имени Мэйси.

— Есть, — настаивала Мешинда. — Вы просто еще не знакомы. — Она скривилась, как будто жевала лимон. — Вашего биологического отца зовут Оуэн. Он как-то связан с юриспруденцией.

Заинтригованная, я подалась вперед. Неужели гены повлияли на мой выбор профессии?

— У них с вашей матерью родилось еще трое детей.

Не знаю, правда ли это, но что-то кольнуло у меня в груди. Почему эти трое остались в семье, а от меня они отреклись? Все эти россказни насчет того, что родители меня любили, но не могли обо мне позаботиться, никогда меня не убеждали. Любили бы — не отдали бы посторонним людям.

Мешинда приложила ладонь ко лбу.

— Это всё. Больше ничего не вижу. — Она легонько похлопала меня по коленке. — Начните с этого юриста, — посоветовала она.

По дороге домой я остановилась перекусить в «Макдональдсе». Присев у игровой площадки, забитой детворой и взрослыми, я позвонила в справочную, и меня соединили с «Аллагаш Уитьер». Представившись помощницей Роберта Рамиреза, я смогла умаслить младший персонал и добраться до штатного юриста.

— Марин, — спросила она, — чем я могу быть вам полезна? Я едва заметно поджала ноги, чтобы беседа обрела мало-мальски интимный характер.

— У меня к вам довольно необычная просьба, — сказала я. — Я ищу данные о человеке, который, возможно, пользовался вашими услугами в начале семидесятых. Тогда она была еще совсем юной девушкой, лет шестнадцати-семнадцати.

— Ее несложно будет найти: к нам редко обращаются подростки. Какая у нее фамилия?

Я ответила не сразу.

— Не знаю.

На той стороне провода воцарилось молчание.

— Это было дело об усыновлении?

— Ну да. Об удочерении. Меня.

Голос женщины вмиг похолодел.

— Рекомендую вам обратиться в суд, — сказала она и повесила трубку.

Зажав мобильный в руке, я смотрела, как маленький мальчик с визгом катится по изогнутой фиолетовой горке. Мальчик был азиатом, его мама — нет. Усыновленный? Не окажется ли он когда-нибудь в таком же тупике, в котором оказалась я?

Я снова позвонила в справочную, и меня соединили с Мэйси Донован, управляющей по делам об усыновлениях в округе Хиллсбороу.

— Вы меня, скорее всего, не помните, — сказала я. — Пару месяцев назад вы прислали мне постановление об удочерении…

— Имя?

— Ну, его-то я и хочу узнать…

Ваше имя, — уточнила Мэйси.

— Марин Гейтс. — Я сглотнула комок в горле. — Это, наверное, прозвучит нелепо… Я сегодня ходила на прием к экстрасенсу. Я вообще-то к ним не хожу, я не сумасшедшая, не подумайте… С другой стороны, если кому-то это нужно, я не возражаю, какое мне дело… В общем, я встретилась с этой женщиной, и она сказала, что некая Мэйси располагает сведениями о моей биологической матери. — Я натужно рассмеялась. — В подробности она не вдавалась, но в этом же не ошиблась, верно?

— Мисс Гейтс, — строго сказала Мэйси, — чем я могу быть вам полезна?

Я опустила глаза в землю.

— Я не знаю, что мне делать дальше, — призналась я. — Не знаю, каким должен быть мой следующий шаг.

— За пятьдесят долларов я могу прислать вам письмо с неидентифицирующей информацией.

— Какой-какой информацией?

— Это те материалы вашего дела, в которых не содержатся имена, адреса, телефонные номера, даты рождения…

— Словом, все, что не имеет значения, — заключила я. — Как вы думаете, мне это пригодится?

— Вас удочерили в частном порядке, не прибегая к услугам агентства, — пояснила Мэйси. — Так что, думаю, ничего нового вы не узнаете. Разве что свою расу.

Я подумала о присланном ею постановлении.

— В своей расе я уверена примерно настолько же, насколько и в половой принадлежности.

— Ну, за пятьдесят долларов я с радостью это подтвержу.

— Хорошо. Давайте.

Записав адрес, по которому нужно будет выслать чек, на тыльной стороне ладони, я нажала «отбой» и продолжила наблюдать, как дети, словно молекулы нагретого раствора, скачут из стороны в сторону, сталкиваясь и разбегаясь. Мне сложно было представить, что я когда-нибудь рожу ребенка. Но еще сложнее — как я от него отрекусь.

— Мама! — закричала девочка с вершины лестницы. — Ты смотришь?

Вчера вечером, просматривая объявления в Интернете, я заметила пометки «п-мама» и «б-мама». Это были, как выяснилось, всего-навсего сокращения от «приемная» и «биологическая», а не какая-то загадочная иерархия. Некоторым биологическим матерям казалось, что это обозначение слишком «животное», низводящее их до уровня «производительница». Они бы предпочли, чтобы их называли «родная» или «природная». Следуя этой логике, моя мать — «неродная» и «неприродная»? Неужели матерью женщину делают сами роды? А если ты избавляешься от своего ребенка, ты автоматически теряешь это звание? Если судить о людях по их поступкам, то, с одной стороны, была женщина, которая от меня добровольно отказалась, а с другой — женщина, которая целыми ночами сидела у моей постели, когда я болела, которая плакала вместе со мной из-за ссор с мальчиками и отбивала ладони, аплодируя мне на выпускном. Какой же поступок делает мать матерью?