— Лейтенант О’Киф, — начал он, и начал очень гладко, как будто между словами для него не было зазоров, как будто он был собеседнику другом, — вы ведь верите в справедливость?
— Поэтому я и стал полицейским, — с гордостью ответил Шон.
— Как вы считаете, справедливости можно добиться в суде?
— Конечно. В нашей стране так и происходит.
— Вы считаете себя склочником?
— Нет.
— Стало быть, у вас были веские причины на то, чтобы судиться с компанией «Форд Моторз» в две тысячи третьем году?
Я изумленно уставилась на Шона.
— Вы судились с «Форд Моторз»?
Шон сердито нахмурился.
— При чем тут моя дочь?
— Вы получили от них денежную компенсацию, не так ли? Двадцать тысяч долларов. — Он зашуршал бумагами в своей кожаной папке. — Вы не могли бы объяснить суть своих притязаний?
— Я целыми днями сидел в патрульной машине, и у меня развилась грыжа спинного диска. Их автомобили подходят только манекенам для аварийных испытаний, а не живым людям.
Я закрыла глаза и подумала, как было бы чудесно, если бы хоть один из моих клиентов говорил мне правду.
— Вернемся к Уиллоу, — продолжил Гай. — Сколько часов в сутки вы с ней проводите?
— Около двенадцати.
— И сколько часов из этих двенадцати она спит?
— Ну, не знаю. Восемь, если всё хорошо.
— А если не всё? Сколько раз за ночь вам приходится вставать?
— По-разному. Раз-два.
— Значит, если отбросить то время, которое нужно ей для сна, и то, когда вы пытаетесь уложить ее в постель, останется около четырех-пяти часов в день. Я не ошибся в расчетах?
— Вроде бы нет.
— И чем вы обычно занимаетесь в это время?
— Играем на приставке. Она вечно обыгрывает меня в «Супер-Марио». Или в карты… — Он слегка покраснел. — Ей особенно хорошо дается покер. Пятикарточный стад.
— Какая у нее любимая передача? — спросил Гай.
— На этой неделе — «Лиззи Макгвайер».
— Любимый цвет?
— Пурпурный.
— Какую она любит музыку?
— Ханну Монтану и братьев Йонас, — ответил Шон.
Я вспомнила, как мы с мамой сидели на диване и смотрели «Шоу Косби». Каждый вечер мы готовили в микроволновке целую миску попкорна и съедали всё подчистую. После того как Кеша Найт Паллиам состарилась и ее заменила Рейвен-Симон, шоу стало уже не то. Если бы меня воспитывала биологическая мать, в какие цвета было бы окрашено мое детство? Смотрели бы мы запоем мыльные оперы, документальные программы по «Пи-би-эс», сериал «Династия»?
— Насколько я знаю, сейчас Уиллоу ходит в детский сад.
— Да, два месяца назад пошла.
— Ей там нравится?
— Иногда бывает тяжеловато, но вроде бы нравится.
— Никто не станет спорить, что Уиллоу — ребенок с ограниченными возможностями, — сказал Гай, — но ведь эти ограниченные возможности не ограничивают ее образование, верно?
— Верно.
— И не мешают ей наслаждаться жизнью с родителями и сестрой?
— Совершенно не мешают.
— Вы, как отец Уиллоу, наверное, могли бы даже сказать, что обеспечили ей насыщенную, полноценную жизнь, я прав?
«О нет», — подумала я.
Шон приосанился, исполнившись гордости за себя.
— Еще бы!
— Тогда почему, — и тут Гай нанес смертельный удар, — вы говорите, что лучше ей было не рождаться на свет?
Слова его изрешетили Шона, как пули. Он дернулся вперед, упершись ладонями в стол.
— Не нужно говорить за меня. Это не мои слова, а ваши.
— Да нет, мистер О’Киф, как раз ваши. — Гай вытащил из папки копию искового заявления и подал его Шону. — Вот здесь они напечатаны.
— Нет. — Шон крепко стиснул челюсти.
— На этом документе стоит ваша подпись.
— Послушайте: я люблю свою дочь…
— Любите свою дочь, — повторил за ним Гай. — Так сильно любите, что желаете смерти.
Шон схватил заявление и скомкал его в руке.
— Всё, с меня хватит! Мне это не нужно и никогда не было нужно.
— Шон…
Шарлотта, привстав, схватила его за руку, и он резко обернулся к ней.
— Как ты можешь говорить, что мы не причиним Уиллоу вреда? — Слова, казалось, разрывали ему горло.
— Она знает, что это лишь слова, Шон. Слова, которые ничего не значат. Она знает, что мы ее любим. Знает, что только поэтому мы сюда и пришли.
— Знаешь что, Шарлотта? Вот это — тоже лишь слова.
И он решительным шагом вышел из конференц-зала.
Проводив его взглядом, Шарлотта уставилась на меня.
— Мне… мне нужно выйти, — пробормотала она.
Я встала, не зная, что делать: последовать за ней или остаться разбираться с Букером. Пайпер Рис смотрела в пол. Стук каблуков Шарлотты, бегущей по коридору, напоминал пистолетные выстрелы.
— Марин, — сказал Гай, откидываясь на спинку кресла, — не думаете же вы, что у вас на руках обоснованные притязания?
Я почувствовала, как между лопаток пробежала тоненькая струйка пота.
— Я знаю одно, — сказала я с напускной уверенностью в голосе. — Вы только что воочию убедились, что эта болезнь разрушила целую семью. Думаю, присяжные это тоже заметят.
Собрав свои бумаги и подхватив портфель, я вышла в коридор с высоко поднятой головой, как будто и впрямь верила в то, что сказала. И только в кабинке лифта, за закрывшимися дверьми, я зажмурилась и признала правоту Гая Букера.
Зазвонил мобильный.
Я чертыхнулась, вытерла набежавшие слезы и полезла в портфель. Отвечать на звонок мне совсем не хотелось: это была или Шарлотта, пожелавшая извиниться за самый громкий провал в моей карьере, или Роберт Рамирез, пожелавший меня уволить, поскольку слухами земля полнится. Однако номер на экране не высветился. Я прокашлялась и сказала «алло».
— Марин Гейтс?
— Да.
Створки лифта разъехались. В конце коридора Шарлотта упрашивала о чем-то Шона, но тот лишь мотал головой.
На миг я забыла, что говорю по телефону.
— Это Мэйси Донован, — откликнулся далекий голос. — Я работаю в…
— Я помню вас, — нетерпеливо оборвала я.
— Мисс Гейтс, — продолжила она, — у меня есть настоящий адрес вашей матери.
Я давно жила как на пороховой бочке. Хорошо еще, что этот дурацкий суд родители затеяли в самом начале учебного года, когда всех гораздо больше интересовало, кто с кем начал встречаться. Только поэтому новости не разнеслись по школьным коридорам, как ток по проводнику. Прошло уже два месяца, мы все так же учили новые слова и функции нижних и верхних законодательных палат; все такие же скучные люди преподавали нам такие же скучные вещи и устраивали скучные контрольные. И каждый день, когда звонил последний звонок, я радовалась очередной отсрочке.