Вне себя от радости, Лафайет собрал всех своих офицеров и сообщил им последние известия: войска Рошамбо покинули Ньюпорт, соединились под Филиппсбергом с Вашингтоном и в идеальном порядке, вызывая восхищение американцев, спускались к Виргинии. Флот адмирала де Грасса скоро должен стать на якорь в устье Чесапика, а Баррас, удерживая Клинтона под Нью-Йорком, продолжал обманывать его насчет подлинных намерений американцев.
— Господа! — прокричал Лафайет своим тонким голосом. — Нам надо во что бы то ни стало удержать Корнуоллиса в Йорктауне, пока не подойдут наши. Пусть вас всех убьют, но не упустите ни одного англичанина! Да здравствуют Соединенные Штаты Америки, да здравствует генерал Вашингтон и да здравствует Франция!..
Могучее «да здравствует Лафайет!» было ему ответом и наградой. И снова появилась надежда.
Все эти измотанные люди, которые уже много месяцев яростно сражались в опустошенной стране, дошли до того, что даже не могли вообразить себе, что все это когда-нибудь кончится. Им казалось, что о них забыли, что они обречены на второстепенную роль сторожевых псов, а теперь они окажутся в самом центре событий, станут необходимыми! Отныне они были уверены, что не погибнут зря. В этот вечер больных меньше лихорадило, а умирающие уснули с улыбкой…
— Одного не понимаю, — сказал Тим, почесывая затылок, — на что надеется Корнуоллис, сидя в таком маленьком форте, как Йорктаун? Со стратегической точки зрения это не очень-то важный участок. Тогда почему он теряет время, укрепляя свои позиции, вместо того чтобы двигаться дальше?
— Потому что, если только не делать огромный крюк, который сделали мы сами, ему нужно переправиться через залив. А для этого он ждет флот адмирала Роднея, он должен отвезти его солдат под Нью-Йорк. Будем надеяться, что генерал де Грасс прибудет раньше него…
Итак, жребий был брошен. Зимние операции, обмен письмами, бесчисленные тайные совещания, кропотливая работа шпионов наконец-то соединились вместе, чтобы час судьбы пробил на часах Америки. Надо было победить под Йорктауном или навсегда отказаться от прекрасной мечты о Независимости…
Йорктаун!.. Крепость под красными и синими полосами развевающегося «Юнион Джека» — ощетинившаяся орудиями крепость из бревен, воздвигнутая на косе, вдающейся в реку Йорк, и защищенная двумя крепкими редутами. Низкие серые деревянные дома, сторожевые башни, хрупкая колокольня маленькой церкви… А вокруг — болота, камыши, прибрежные сосны, несколько желтых холмов, покрытых лесом и вполне подходящих для того, чтобы служить наблюдательными постами, и, наконец, к востоку, огромная впадина Чесапикского залива, открывающаяся в необъятный океан…
Прислонившись к одному из деревьев, под которыми расположился его отряд, скрестив на груди руки, лейтенант Гоэло в задумчивости обозревал гигантские декорации, установленные Провидением; среди этих сосен и будет разыгран спектакль, который определит судьбу народа.
Все было расставлено по местам для финального концерта. С одного берега косы до другого, на самом острие которой был расположен город, главное командование, единое в своих устремлениях, создало настоящий железный заслон. Начиная от ручья Уормлейс-Крик стояли войска генерала Грина, пополненные Каролинской кавалерией, войска Лафайета, части генерала Линкольна, расположившиеся под прикрытием тяжелых пушек американской артиллерии, установленных по соседству со ставками Рошамбо и Вашингтона, которые находились вблизи друг от друга, а перед ними стояла часть французской артиллерии. Далее, ближе к реке, размещались французские полки барона де Вьомениля, его брата, виконта де Вьомениля, и, наконец, три тысячи человек под командованием маркиза де Сен-Симона, из Гатимейского, Аженейского и Туренского полков, которые прибыли с Антильских островов на кораблях эскадры адмирала де Грасса…
А вдали, перегораживая устье от мыса Генри до мыса Чарльз, виднелись белые пирамиды кораблей французского флота, которые с частично убранными парусами окружали «Город Париж», огромный сточетырехпушечный корабль под вымпелом графа де Грасса. Флот почивал на лаврах своей недавней победы над адмиралами Грейвсом и Гудом, которые уплыли зализывать свои раны под Нью-Йорк. Однако корабли оставались в состоянии боевой готовности. Как знать, возможно, грозный Родней нападет на них, чтобы попытаться прорваться в Чесапикский залив и выручить лорда Корнуоллиса. Но пока что легендарный де Грасс стоял на посту, овеянный славой не только своей победы, но и огромного успеха, который он снискал в армии, когда во время первой встречи с Вашингтоном бросился ему на шею, называя его «мой дорогой генерал».
— После всех этих перестрелок приятно наконец, увидеть настоящее сражение, — пробормотал Тим, подойдя к своему другу. — Надо сознаться, что это довольно впечатляющее зрелище…
— Битва? Но она еще не началась!
— Правда? А я уж было подумал… — во всю глотку гаркнул Тим, стараясь перекричать грохот канонады.
И в самом деле, вот уже четыре дня и четыре ночи орудия беспрестанно гремели, окутывая равнину и болота белым дымом, пробивая бреши, которые сразу же заделывались, в то время как саперы генерала де Портайля методично и неуклонно пробивались к осажденному городу, роя подкопы и траншеи. Настоящее сражение, конечно же, начнется только тогда, когда будет отдан приказ идти на штурм. Однако уже сейчас были убитые, а полевой госпиталь, находившийся восточное, на Уильямсбергской дороге, стал уже слишком тесным для множества раненых.
Жиль со вздохом пожал плечами:
— Сегодня еще ничего не будет…
Действительно, вечер уже наступил. Заслоненное деревьями солнце скрылось за холмами. Где-то раздавались звуки трубы, и по всему лагерю разжигали костры. Несколько всадников возвращались к штабу, сопровождая Вашингтона и Рошамбо, которые весь день объезжали поле битвы.
Через некоторое время похолодает…
Тим исчез, но подошел еще кто-то.
— Что тебе, Понго? — спросил Жиль, не оборачиваясь.
Его слух, приноровившийся к жизни на природе, мог теперь различать самый легкий шум и распознать его. На этот раз частое дыхание индейца говорило о том, что он бежал. Он бросил одно только грозное слово:
— Засада!..
Жиль резко обернулся.
— Где?..
— Там… в лесу… Хэмптонская дорога!
Растопырив пальцы обеих рук, он показывал, что речь шла о десятке людей.
— Но кто они? Французы, американцы?
— Американцы… но не солдаты! Спрятались на деревьях… Они местные… Ждать белый офицер.
— Я ничего не понимаю, что ты болтаешь, но пойдем все же посмотрим!
Взяв коня полковника де Жима, Жиль посадил Понго позади себя и устремился к лесу, в глубь которого уходила Хэмптонская дорога; на саму дорогу он старался не выезжать. Доскакав до опушки, Жиль спрыгнул на землю, привязал коня к дереву и жестом дал понять Понго, чтобы тот показал ему дорогу. Ночь была светлая, а юноша и его помощник хорошо видели в темноте, как кошки. Они крадучись пробирались по лесу, и ни малейший шорох листьев не выдавал их присутствия.