Зная, что у этого человека есть брат. Жиль поискал его с другой стороны простой телеги, запряженной белой лошадью и покрытой белой же материей, на которой стоял открытый гроб. Он без труда обнаружил почти точную копию Тюдаля, с той лишь разницей, что Морван, младший брат, был не так могуч телом и выражение его темных глаз свидетельствовало о привычке хитрить.
Короче говоря, если братья и походили внешне на сестру, то не более чем едва отесанная гранитная глыба походит на средневековую статую, изображающую ангела: краски были схожи, но божественного света не было…
Девушка шла в первом ряду женщин между старой Маржанной и какой-то соседкой. Закутанная в широкую черную накидку, она горбилась, словно под гнетом слишком тяжкого груза. Жиль не узнал бы ее, настолько такая поза была ей несвойственна, если бы не вызывающе рыжая прядь волос, вырвавшаяся из-под края капюшона и забившаяся под порывами ветра.
Поравнявшись с кустом, за которым прятался Жиль, Жюдит, словно ее предупредил таинственный голос, внезапно подняла голову и, подобно тому, как это произошло вчера, твердо взглянула прямо в лицо юноши. Он увидел тогда в ее покрасневших, наполненных горем глазах то же тоскливое выражение, что видел накануне, но только вдесятеро сильнее. Сейчас в них был страх, почти ужас, и Жюдит позволила ему увидеть этот страх.
Чувство жалости, охватившее Жиля, заставило его забыть об обиде. Идущая за покрытой белым повозкой и ведущая за собой угрюмую волну накидок, надуваемых ветром, Жюдит до того напоминала юных пленниц древности, следовавших за колесницами военачальников-победителей, что Жиль с огромным трудом удержался, чтобы не прыгнуть в середину процессии и не вырвать оттуда девушку… Но процессия уже скрылась в глубокой арке дверей, откуда показались черные с серебром облачения священников. Вместе с процессией исчезла Жюдит. Тогда ушел и Жиль… Он не хотел, чтобы погребальные молитвы омрачили его новое счастье. К тому же Жюдит на долгие часы будет теперь занята сложным церемониалом, предшествующим похоронам. В церкви ему нечего было делать.
Как и в те дни прошедшей осени, когда он рыскал по окрестностям, подобно взбесившемуся зверю, пытающемуся избавиться от ранившей его стрелы. Жиль дошел до берега Блаве, но на этот раз повернулся спиной к морю и затерялся среди холмов, где уже начинали лопаться почки каштанов. Ему хотелось разделить с землей то великое чувство радости, которое родилось в нем, ту надежду, что впитала всю силу и буйство весны.
Он провел здесь несколько часов, сидя на упавшем дереве на опушке леса, следя за быстрым полетом маленькой черной синицы, слушая крики кроншнепов и с наслаждением вдыхая смешавшиеся запахи земли и моря. Казалось, весь мир принадлежит ему, весь мир целиком, за одним лишь исключением, однако его было достаточно, чтобы он не был по-настоящему счастлив, ибо этим исключением была Жюдит, которую он долго теперь не увидит, ведь ректор сказал, что ей придется согласиться на монастырь, ибо это единственный способ спастись от братьев.
В своих несколько безумных мечтах о будущем Жиль не знал, какое место следует отвести девушке, но он обладал безмерной верой в себя, свойственной очень молодым людям, и предчувствием влюбленных. Жиль знал, что место ей отведено и что однажды Жюдит займет это место, что бы ни случилось. А поскольку девушка была тем единственным, что связывало его с бретонской землей, которую он, без сомнения, скоро оставит, — ведь крестный собирается отправить его в дальние края, — то Жиль поклялся, что не уедет, не попытавшись в последний раз поговорить с ней.
Но что же он ей скажет? Этого он тоже не знал…
Может быть, он скажет ей, что любит ее, и пусть даже она засмеется ему в лицо…
Он думал о Жюдит с такой неотступной силой, что решил, будто ему мерещится, когда увидел ее, бегущую вдоль реки в тускнеющем свете опускающегося вечера. Однако это и впрямь была она!
Но в каком виде!
Придерживая руками поднятую к коленям юбку, с развевающимися за спиной волосами, она стремглав бежала к высоким воротам Нотр-Дамде-ла-Жуа, мимо которых только что прошел Жиль.
Она не кричала, не плакала, но все ее существо выражало ужас… Жилю не пришлось долго искать причину этого ужаса: девушку преследовал мужчина, и этот мужчина был не кто иной, как Морван, младший из двух братьев де Сен-Мелэн.
Увидев человека на дороге, Морван завопил:
— Остановите ее, черт возьми! Эй, вы! Вы слышите? Остановите ее!
Естественно, Жиль этого не сделал. Напротив, он посторонился, когда задыхающаяся девушка поравнялась с ним. Он расслышал, как она простонала:
— Ради Бога!.. Помогите!..
Но слова Жюдит внезапно оборвались криком боли. Утомленная быстрым бегом, девушка, должно быть, попала ногой в колею дороги и, подвернув лодыжку, рухнула на землю. Преследователь, настигавший ее со скоростью пушечного ядра, приветствовал падение торжествующим ревом:
— Ага! Попалась!..
— Еще нет!
Вставший посредине дороги Жиль преграждал путь. В одну секунду Морван уже был рядом с ним.
— Убирайся вон, бродяга! — завопил он, дыша в лицо юноши смешанным запахом лука и сидра. — Прочь с дороги!
— Неизвестно, кому придется убраться! — насмешливо ответил Жиль. — Если ты хочешь пройти, то можешь попробовать. Бегите, мадемуазель! — крикнул он Жюдит. — Я смогу задержать его.
— Это мы еще посмотрим, — зарычал Морван и бросился, нагнув голову, на своего неожиданного противника.
Стычка была яростной. Хотя он и был не такой здоровенный, как его брат, Морван де Сен-Мелэн обладал недюжинной силой, делавшей его опасным противником. Что же до Жиля, то впервые (не считая обычных драк в коллеже, из которых он всегда выходил с честью) он использовал свою силу в настоящем бою. Более высокий и подвижный, чем его противник, он превосходил Морвана в ловкости, и к тому же его силы удесятеряло самое могучее из снадобий: он был переполнен радостью оттого, что сражается за Жюдит и Жюдит смотрит на него! И он принялся наносить удары, подобно кузнецу, бьющему молотом по наковальне.
Поединок закончился удивительно быстро. К тому же это оказалось так просто! От переполняющего его счастья Жиль не чувствовал боли и молотил кулаками так, будто ничего другого и не делал в жизни. Противники сцепились, покатились по земле, пытаясь задушить друг друга, впрочем безуспешно, снова поднялись, осыпая друг друга градом ударов, но в конце концов победа осталась за защитником Жюдит. Жиль оттеснил своего противника на скользкий берег реки и ударил его в лицо с такой силой, что Морван упал в воды Блаве.
Не теряя времени на выяснение того, что Морван там станет делать. Жиль вернулся к Жюдит, все еще лежавшей на дороге, там, где боль, а еще больше удивление, приковали ее к месту.
— Позвольте помочь вам подняться, мадемуазель, — сказал он, протягивая ей руку. — Вы поранились?
Она подняла к нему хорошенькое ясное личико, на котором больше не было и следа страха, и поспешно подала ему свою маленькую ручку. Она ему даже улыбнулась!