— Больше не болит, — уверила она его. — Все давно прошло.
Хотя в душе шрам, пожалуй, еще не зажил.
— Очень заметно? — тихо спросила она.
— Нет. Только осталась тонкая линия. Совсем не видно, если не знать, что она там есть.
— Так и должно быть, — произнесла она. — Держи боль при себе, пока кто-нибудь ее не обнаружит.
Он кивнул.
— Верно, хотя и не каждому так повезет.
Пьетро снова легонько провел по шраму, потом опустил на него челку и слегка коснулся губами.
— Все будет хорошо, — прошептал он.
Понемногу жизнь вошла в привычную колею. Пьетро дал Рут ключ от двери. Теперь ей не надо каждый раз ставить его или Мину в известность насчет того, куда она пошла. Она либо приходила по мере надобности в офис, либо, оставшись дома, работала над документами или занималась итальянским. Иногда она с удовольствием шла прогуляться, чтобы получше узнать город, который успела полюбить. Будучи с Джино, она не замечала ничего вокруг, кроме него самого, и теперь наслаждалась полученной возможностью видеть достопримечательности Венеции.
Помимо туристов, в городе едва ли наберется тысяч семьдесят коренных жителей, для которых этот город, несмотря ни на что, всегда был самым прекрасным местом на земле.
Машин здесь практически нет, и люди передвигаются либо пешком, либо на лодках. Даже лифты здесь были роскошью.
— Устанавливать в домах подъемники строго запрещено, — объяснил Марио. — Здания такие старые и хрупкие, что любая, даже незначительная вибрация может обрушить непрочные стены. Моим старикам приходится каждый день пешком взбираться на седьмой этаж.
Иногда Марио помогал ей осваивать местное наречие. А она практиковалась с ним в английском.
— В нашем языке много диалектов, — сказала она, — но мало кто их знает. Помнишь давешнего англичанина? Ты понимал его с трудом, хотя английский у тебя приличный.
— Ладно, ладно. Чего там сравнивать! Итальянский и наш, венецианский — два разных языка!
— Ну да, — говорила она и важно кивала головой. — В вашем диалекте есть буква «j», которой в итальянском нет.
— Верно, — сказал Марио. — Откуда ты знаешь?
— Знаю. К примеру, классическая итальянская фраза «Tivogliobene» на вашем наречии будет звучать: «Теvojaben».
Она отлично это помнила с тех пор, как Джино шептал ей эти слова, которые значили: «Я тебя люблю».
И тут внезапно ее озарило другое воспоминание. Та самая дождливая ночь, когда она, потеряв сознание, очутилась в комнате графа Банелли и, мечась в бреду на кровати, простирала руки… к самому графу, желая поцеловать… кого? Призрак Джино? Или… Пьетро? Уж не поцеловала ли она его? Щеки ее запылали.
— Рут, что с тобой? — в который раз окликал ее Марио, размахивая перед лицом девушки руками.
— Да, да… — Она стряхнула с себя оцепенение и перевела дух.
Видение исчезло. Вздохнув, Рут опустила глаза.
Пару дней спустя, когда она вместе с Пьетро занималась делами в офисе, Марио просунул голову в дверь и позвал ее:
— Рут, там тебя какой-то мужчина ищет.
Она задержала дыхание. Неужто вернулся Джино? Нет, нет, не может быть… Она поймала на себе вопросительный взгляд Пьетро. Отдышавшись, девушка спросила:
— Он назвал себя?
— Да. Сальваторе Рамирес.
Что?! Но ведь это же автор книги, которую я перевожу!
И она стрелой помчалась в приемную. Пьетро неторопливо последовал за ней и увидел экстравагантного привлекательного мужчину, который с театральным пафосом приветствовал Рут.
— Я привез книги сам, потому что непременно должен был познакомиться с синьоритой, которая лучше всех на свете понимает мою писанину, — проговорил он на испанском. — Сначала я позвонил вам домой и на работу, но там сказали, что вы приедете не скоро, и дали вот этот адрес, по которому я вас и нашел.
— Вы так любезны… — пробормотала она.
— А теперь, будьте добры, скажите мне, что вы свободны и готовы посвятить мне этот вечер. Нам с вами необходимо поговорить о многих вещах, которые, несомненно, помогут вам в дальнейшей работе над переводами моих книг. Я открою вам свою душу, вы мне — свою, и радость взаимного понимания непременно даст толчок для создания нового бессмертного произведения.
— Да, и у меня есть к вам некоторые вопросы, — кивнула она. — Пьетро, ничего, если я отлучусь? Сеньор Рамирес говорит…
— Я понял его как нельзя лучше. — Пьетро искусно замаскировал улыбкой раздражение, какое вызвал в нем это тип. И добавил вполголоса: — Забирай его отсюда подальше.
— Надеюсь, я вернусь пораньше…
— Как угодно, но до рассвета.
Рут вернулась, когда совсем стемнело, и воспоминания о проведенном дне были самые хорошие. Прогулка с автором удалась на славу. Она хотела пройти в свою комнату незаметно, но ей это не удалось. Пьетро лежал на диване в общей комнате, положив ноги на валик, с полнейшим равнодушием на лице.
— Значит, для тебя это не слишком поздно?
— Я не заметила, как пролетело время.
— Вдохновляла создателя шедевра? — ехидно заметил он.
— Да, что-то в этом роде.
В ее глазах плясали искры — то ли от выпитого шампанского, то ли от впечатлений о вечере. Она устало рухнула в кресло, блаженно потянувшись.
— Мне так понравилась прогулка! Я столько всего узнала!
— Поздравляю, — буркнул он.
— Я думала, что ты не станешь меня дожидаться.
— Не стоило тебе ходить с ним. Это еще тот типчик.
— Да нет же, он просто душка. Это был чудесный вечер!
— Не знал, что рестораны работают допоздна.
— Они и не работают. Нас попросили покинуть столик, и мы пешком отправились в отель, где он остановился.
— Ага. И оставались там несколько часов, — саркастично подытожил он.
— Правда? — Она озадаченно посмотрела на часы. — Нуда, я и не заметила.
— Ты так хорошо провела время, что теперь у тебя полно новых идей для перевода его книг? — поинтересовался Пьетро ядовитым голосом.
— Ой… Книги! — вскочила она.
— Где же они?
— Кажется, остались у него. Надо вернуться. И как я могла их оставить?
— Трудно даже представить, — снова поддел ее Пьетро.
В этот самый миг раздался звон дверного колокольчика. В дверях стояли Сальваторе и миловидная женщина лет сорока.
— Рут, — бодрым голосом произнесла гостья, — ты забыла свои книги. — И она протянула ей пакет.
— Аманда, как мило с вашей стороны, — поблагодарила Рут.