– Как не знать. На “Трехгорную мануфактуру” пошла работать, ткачихой. Потом талант открылся, стала художницей, рисунки на ткани придумывала.
В 1968 году Анфиса приехала зимой к Семену. По счастью, жены не оказалось дома, и шофер впустил бабу. Бывшая любовница привезла хахалю большую бутылку дорогой водки и похвасталась:
– Вот не захотел на мне жениться и счастье упустил. Сгниешь в бараке, нищета помойная.
Выяснилось, что Фиска, теперь Анфиса Ивановна, получила за свои заслуги однокомнатную квартиру в Шмитовском проезде, недалеко от фабрики.
– Может, сойдемся? – предложила художница. – Хорошо ведь нам было вместе!
Но Семен не мог забыть старой обиды.
– Что ж Антон на тебе не женился? Знаю, как по ночам миловались.
– Дураком родился, дураком и помрешь. Не было у меня с ним никогда ничего.
– Сейчас-то чего врешь, – обозлился шофер. – Зачем мужик тогда по ночам к тебе в комнату шастал?
– Не ко мне, а к Виолетте, – сказала Фиса.
Семен решил, что любовница завралась, и предложил ей убираться.
Я слушала, затаив дыхание. Потом взяла адрес Анфисы и вышла на улицу. Вот, значит, как! Скорей всего мать Катюши – бывшая домработница Фиса. А что не располнела во время беременности, так это случается. Может, ребенок мелкий был или Анфиса слишком толстая. Вот у нас в институте, например, одна преподавательница ушла в декрет, так никто не верил. Завтра же поеду искать женщину. Катюша умерла, но остался Роман, все-таки родная кровь. Сейчас же нужно было быстро идти за продуктами, небось Виолетта от злости кухонный стол сгрызла.
Сумки с необходимыми припасами я доставила только к четырем часам. Нажимая на звонок, представила перекошенную морду профессорши. Но дверь открыла улыбающаяся Жанна.
На кухне опять приятно пахло мясом, чесноком и зеленью. Сокова принялась распаковывать сумки.
– Где Виолетта Сергеевна? – поинтересовалась я.
– К врачу поехала, а Альберт Владимирович работает.
– Да, – протянула я, – она не слишком хорошо выглядела, и, по-моему, ее что-то сильно напугало.
– Ну? – удивилась Жанна.
– Виолетта Сергеевна говорила по телефону и все время повторяла: страшная, страшная… Жанна улыбнулась:
– Не страшная, а Страшная. Ударение следует в другом месте ставить. Хотя все ее Страшной зовут.
Она обижалась, поправляла, но все без толку.
– Кто?
– Жена Игоря, Ксюшка. У нее фамилия такая, Страшная. Виолетта Сергеевна скорей всего звонила в больницу, узнавала, как там девчонка.
– Куда ее положили?
– В Боткинскую свезли.
Тут затрезвонил телефон, и я, пользуясь моментом, удрала от Павловских.
Интересное дело, может, Катюша, умирая, повторяла фамилию Ксюши? Но почему? И вообще, были ли они знакомы? Ноги сами понесли меня на проспект за попутной машиной.
Больница – не самое уютное место на свете, но Боткинская, пожалуй, гаже всех. Мрачные старые корпуса с длинными гулкими и грязными коридорами. Узнав в справочной, что самоубийц свозят в тридцать второй корпус, я пошла искать здание. Безнадежно побродив между тридцать первым и тридцать третьим домом, отловила аборигена и узнала, что вход в тридцать второй осуществляется через тридцатый. Еще полчаса лазила по каким-то подвалам и наконец набрела на нужную дверь. В нос ударил едкий запах хлорки, мочи и человеческих страданий. Ксюшина палата оказалась последней, в самом конце длинного коридора.
Она лежала, отвернувшись к стене. Я тихонько позвала:
– Ксюша…
Неожиданно девушка рывком села и злобно сказала:
– Отстань!
Потом присмотрелась и удивилась:
– Извините, думала, местный психолог. Совсем меня забодала. Вы-то как сюда попали?
– Пришла подругу проведать, вижу, фамилия редкая, но знакомая, дай, думаю, зайду. Зачем же ты так, а?
Ксюша почесала встрепанную голову. Осунувшееся личико в желтоватых пятнах выглядело не лучшим образом, и пахло от нее отвратительно.
– Сигаретки не будет? – спросила девчонка.
– А тебе можно?
– Мне только жить нельзя, – вяло сообщила Ксюша, нащупывая белой, опухшей ногой казенные ободранные тапки.
Я помогла ей натянуть жуткий темно-синий халат, и мы поползли на лестничную клетку.
– Тебе Катя Виноградова велела привет передавать, – сказала я, глядя, как девушка пытается примоститься на подоконнике.
– Это кто такая? – изумилась Незадачливая самоубийца.
– Мама Ромы Виноградова, твоего одноклассника.
– Ах Ромки, – вздохнула девочка, – чего это она вдруг, я ее и не знаю совсем. Хотя нет, один раз она у нас в гостях была, правда, мы уже школу закончили. Совсем недавно, в конце апреля, о чем-то с мамашей моей шушукалась. Увидели меня и замолчали сразу. Ну да мне наплевать на их тайны, своих забот хватает.
– Зачем травилась?
Оказалось, что вскоре после моего ухода явился Игорь, покидал в чемоданы вещички и был таков. Жена кинулась за ним, но муж вскочил в лифт и ловко нажал кнопку. Брошенная супруга побежала по лестнице и перехватила парня, когда тот уже собирался сесть в роскошный автомобиль.
– Не покидай меня, – зарыдала дурочка, цепляясь за машину.
Игорь, не говоря ни слова, попытался захлопнуть дверцу, но Ксюша держалась за ручку мертвой хваткой. Тогда с переднего сиденья раздался хриплый, властный голосок:
– Детка, отстань от него, – и перед изумленной Ксенией во всем блеске предстала стареющая дива – Алина Кармен.
Рядом с распатланной, расплывшейся Ксюшей
Алина гляделась настоящей красавицей – высокая, стройная, прекрасно одетая.
– Игорек, – небрежно бросила она, – подожди нас в машине, девочки должны поговорить без свидетелей.
Певица подхватила Ксюшу и поволокла ее в дом. В квартире Алина брезгливо оглядела беспорядок, демонстративно обмахнула надушенным платочком табуретку и уставилась на девушку чуть прищуренными глазами.
Ксюша ощутила себя кроликом, поданным на завтрак удаву.
– Деточка, – пропела Алина, раскуривая вонючую сигарету, – не следует так унижаться перед мужиком. Ты еще молода, другого найдешь.