Пуаро печально покачал головой и сказал:
— Я только что разговаривал с мистером Роули Клоудом и мисс Марчмонт. Я слышал, они женятся. И довольно скоро.
Тетушка Кэтти немедленно повеселела.
— Милая Лин, она такая прелестная, и у нее такая хорошая память на цифры. А у меня совсем нет памяти на цифры, никогда их не могу запомнить. То, что Лин дома, — просто благодать божья. Когда я запутываюсь, она всегда выручает меня. Милая девочка, надеюсь, она будет счастлива. Роули, конечно, замечательный молодой человек, но, знаете, возможно, несколько скучноват. Я хочу сказать — скучноват для девушки, которая столько поездила по свету, как Лин. А Роули, понимаете, всю войну был здесь… С этой стороны все в порядке… Никакой трусости или увиливания, как это было в Бурскую войну… Но я хочу сказать, что это немного ограничило его представления.
— Шесть лет помолвки — хорошая проверка чувств.
— О да! Но я думаю, что эти девушки возвращаются домой какими-то беспокойными… И если встречается кто-либо иной… Кто-нибудь, кто вел, быть может, жизнь, полную приключений…
— Например, как Дэвид Хантер?
— Между ними ничего нет, — взволнованно сказала тетушка Кэтти. — Совершенно ничего. Я в этом твердо уверена! Было бы ужасно, если бы что-нибудь было, не правда ли, раз он оказался убийцей… Да еще своего собственного деверя! О нет, мосье Пуаро, пожалуйста, не покидайте нас с мыслью, что между Лин и Дэвидом существует какая-то привязанность. Наоборот, они даже ссорились каждый раз, как встречались… Я чувствую только, что… О Господи, кажется, идет мой муж! Так вы помните, мосье Пуаро, ни слова о нашей первой встрече! Мой бедный муженек так рассердится, если он подумает, что… О Лайонел, дорогой, это мосье Пуаро, который так кстати привел майора опознать убитого.
Доктор Клоуд выглядел усталым и измученным. Его глаза, светло-голубые, с крошечными зрачками, неопределенно блуждали по комнате.
— Как поживаете, мосье Пуаро? Возвращаетесь в город?
«Боже милостивый! Еще один выпроваживает меня обратно в Лондон», — подумал Пуаро.
Вслух он сказал:
— Нет, я остаюсь на день-другой в «Олене».
— В «Олене»? — Доктор Клоуд нахмурился. — Так полиция хочет, чтобы вы здесь немного побыли?
— Нет, я сам этого хочу.
— В самом деле? — Доктор вдруг взглянул быстрым острым взглядом. — Значит, вы не удовлетворены дознанием?
— Почему вы так думаете, доктор Клоуд?
— А разве не так?
Хлопоча о чае, миссис Клоуд вышла из комнаты. Доктор продолжал:
— Очевидно, вы чувствуете что-то неладное?
Пуаро был поражен.
— Странно, что вы говорите об этом. Значит, вы сами это ощущаете?
Клоуд заколебался.
— Н-нет… Скорее… возможно, это просто ощущение нереальности. В романах шантажистов всегда убивают. А как в действительной жизни: да или нет? Логический ответ — да. Но это кажется неестественным.
— Что-нибудь неубедительно с медицинской точки зрения? Я спрашиваю неофициально, конечно.
Доктор Клоуд задумчиво сказал:
— Нет, не думаю.
— Да, что-то есть. Я вижу, что-то есть.
Когда Пуаро хотел, его голос приобретал почти гипнотическую силу.
Доктор Клоуд нахмурился, а затем сказал с некоторым колебанием.
— Конечно, у меня нет опыта в уголовных делах. Во всяком случае, медицинское свидетельство не есть нечто точное и бесспорное, как думают профаны и писатели. Мы можем ошибаться — медицина может ошибаться. Что такое диагноз? Догадка, основанная на очень немногих фактах и на неясных предположениях, которые указывают не одно, а несколько решений. Я вполне уверенно произношу диагноз «корь», так как за свою жизнь видел сотни случаев кори и знаю все разнообразие ее многочисленных признаков и симптомов. Чрезвычайно редко встречается то, что учебники называют «типичный случай кори». В моей практике мне попадались странные случаи. Я видел женщину уже на операционном столе, приготовленную к удалению аппендикса, а в последнюю минуту распознали паратиф! Я видел, как ребенку с кожным заболеванием серьезный и знающий молодой врач поставил диагноз тяжелого случая авитаминоза, а пришел местный ветеринар и разъяснил матери, что у кошки глисты и что ребенок подхватил их! Доктора, как и все другие, могут быть жертвами предвзятой идеи. Вот мы видим человека, по всей вероятности, убитого, и лежащие рядом с ним каминные щипцы со следами крови. Было бы бессмысленно говорить, что его убили чем-то иным, а не щипцами. И все же, будучи совершенно незнаком с другими случаями, когда человеку проламывали голову, я предположил бы, что это сделано чем-то иным… О, я не знаю чем, но чем-то не таким гладким и круглым, с более острыми гранями… чем-то вроде кирпича.
— Но вы об этом не говорили на дознании?
— Нет, потому что я не уверен. Дженкинс, судебный врач, не сомневался в выводах, а он человек, с мнением которого считаются. Но это была предвзятая идея — оружие, лежащее рядом с телом. Может ли быть, что рана нанесена этими щипцами? Да, может быть. Но если бы вам показали только рану и спросили, чем она нанесена… Ну, я не знаю, быть может, вы не сказали бы этого вслух, так как это звучит бессмысленно, но… можно было бы предположить, что их было двое: один стукнул его кирпичом, а другой — щипцами…
Доктор остановился, с сомнением покачал головой.
— Звучит бессмысленно, да?
— А не мог он упасть на что-нибудь острое?
Доктор Клоуд покачал головой.
— Он лежал вниз лицом посреди комнаты на толстом старом ковре.
Доктор замолчал, так как вошла жена.
— А вот и Кэтти с бурдой, — сказал он после паузы.
Тетушка Кэтти несла поднос, на котором была посуда, половина хлебца и немного варенья на дне вазочки.
— Я думаю, чайник кипел, — с сомнением заметила она, поднимая крышку чайника и заглядывая в него.
Доктор Клоуд снова фыркнул, пробормотал: «Бурда!» — и вышел из комнаты.
Тетушка Кэтти сказала:
— Бедный Лайонел, его нервы ужасно расшатаны после войны. Он слишком много работал. Так много врачей тогда уехало. Он не давал себе отдыха. Выезжал к больным днем и ночью. Удивительно, как он совсем не свалился. Конечно, он рассчитывал уйти на покой сразу же по окончании войны. Это было условлено с Гордоном. Вы знаете, любимое занятие моего мужа — ботаника, и особенно лечебные травы, применявшиеся в средние века. Он пишет об этом книгу. Он так ждал спокойной жизни, возможности заняться исследованиями. Но затем, когда Гордон умер при таких обстоятельствах… Ну, вы знаете, как обстоят сейчас дела. Налоги и прочее. Он не может оставить практику, и это делает его желчным. И в самом деле, это несправедливо. То, что Гордон умер, не оставив завещания, пошатнуло мою веру. Я хочу сказать, что не вижу в этом какого-то высшего промысла. Ничего не могу поделать, но мне это кажется ошибкой.