— Ни хрена!
— Тогда я их не верну тебе!
— Куда денешь? К себе приморишь? — рассмеялся Седой.
— Они — обязанники мои. Хочу — замокрю или заложу их, другой малине загоню за навар или обменяю на других. Вариантов тьма. И у тебя нет шансов получить их на халяву.
— Выходит, оставляешь без кентов? А как дышать буду?
— Это сегодня сход решит. Там тебе про все трехнут. Не я! Паханы! И новый маэстро! Й до решения схода я их не отпущу к тебе! Не ожидал, что ты так испаскудишься! И на меня пошлешь своих. Чего же ждешь от меня? Я не баба. Жалеть не стану. Всякому фартовому — своя судьба! И даром не спущу твою подлянку! — встал Шакал, давая понять, что разговор закончил.
— Шакал! Я нарушил закон. Но башли можно сделать. А вот — жизнь! Она одна. Мне уж недолго канать. Но ты и это забираешь. Кто ж из нас больший падла?
— Давай за кентов выкладывай. И разойдемся тихо! Громким трепом их не выкупишь. Я всякое вяканье слыхал. Признаю тихий шелест купюр. Он убедительней трепа. Ты зовешь себя паханом. Выкладывай. И отваливай вместе со своими! Не скули здесь! — злился Шакал.
— Поверь на время! Я надыбаю башли! На фартовое слово — верни кентов! — просил Седой.
— Чтоб ты послал их трясти законных?! После всего, кто ж слово твое уважит? Г они бабки, Седой! И не ломай комедию!
— Пустой я, — взмолился пахан.
— Тогда отвали! Ты — не на паперти. Я — не Бог! — напирал Шакал.
— Простите, кенты! — повернулся Седой к ворам.
— Пахан! Не оставляй нас здесь! — взмолились оба.
— До вечера попытаюсь башли найти, — пообещал Седой кентам и Шакалу. Тот усмехнулся, глянув в спину Седому, обронил.
— Не позднее начала сходки. Ни минутой позже! Усек?
Седой, споткнувшись о порог, вышел из хазы, проклиная собственную старость.
— Жердь! Краюха! — позвал Шакал. И указав на воров, велел их накормить и следить, чтобы не сбежали.
— Кентели отверну, коли слиняют эти! Не сможете приморить, замокрите, коли намылятся смыться, — разрешил пахан.
Воры дрогнули, увидев, как при этих словах, глянула на них Задрыга. У безухого во рту пересохло от предстоящего вечера. Что-то утворит зелень… Благо, что теперь руки и ноги свободны. Но Капка, словно прочла его мысли и предложила Шакалу:
— А пусть стремачи свяжут падлов, зачем рисковать? Так всем по кайфу будет. И тебе, и мне! И стремачам.
Но сявки возразили:
— Не тронут «зелень» и не смоются. Ручаемся, пахан. Пусть без паутины дышат, — вспомнили вчерашнее с дрожью.
Задрыга глянула на отца. Тот согласно кивнул головой, разрешив ворам остаться без веревок.
Боцман предупредил их, что Задрыге в случае чего разрешена воля. Она и себя сумеет защитить и обязанников застопорить…
— Может, надыбает Седой башли? У Циклопа иль у Гнилого сорвет? — переговаривались воры тихо. И ждали… Но напрасно. Не пришел за ними пахан. Не принес выкуп. Не повезло. Видно, никто не поверил старику. Не захотел помочь.
Налетчики до последней минуты ждали его. Но когда Черная сова ушла на сход, ждать стало бесполезно.
Воры остались в коридоре вместе с сявками, ожидая, что сделает с ними Шакал, вернувшись со схода.
— Канаете? — внезапно открылась дверь хазы, и Задрыга, оглядев всех, процедила сквозь зубы:
— А кто в хазе марафет наведет? Чего тут разложились, козлы? Шустрите, падлы!
Стремачи и налетчики встали спешно. Понимали, зелень за всякое промедление взыщет.
Капка сегодня была в плохом настроении, и ей не хотелось заниматься. Она злилась на пахана и вздумала досадить ему.
— Эй, фраера! Как кликухи ваши? — спросила у воров.
Безухий, протиравший оконные стекла от пыли, услышав
голос девчонки, едва удержался, чтобы не упасть вниз головой.
— Фингал я! — отозвался послушно.
— А этот — Заноза! — указал на второго, протирающего пыль на столе.
— Меня — Задрыгой зовут! — объявила Капка.
— Это верняк! Самая подходящая кликуха у тебя! — не
сдержал язык Фингал, и тут же получил в задницу железную стрелу. А Капка, как ни в чем не бывало, говорила:
— Меня с детства так назвали. Кажется, Боцман. Говорил, капризной была.
— И это столько лет тебя терпели? — изумился Заноза.
— Пахан — мой отец!
У воров отвисли челюсти. Опомнясь, Фингал процедил:
— Кажись, зелень, покруче будет…
— Это гавно, как я вчера играла с вами! Вот когда меня в закон возьмут, тогда не стану ботать с фраерами! Сама допру, как управиться.
— А тебя трамбовали когда-нибудь? — спросил Фингал.
— Еще как! Пацаны! Целой кодлой! И Сивуч врезал не скупясь. Так отваливал — катушки сдавали. И я не ныла! Назло всем — улыбалась! Ночами, когда одна была, случалась слабина. И то ненадолго.
— Ну ты им, верняк, душу достала? — спросил Фингал.
— Когда фартило, — отмахнулась Задрыга.
— А меня в детстве часто колотили. И дома, и на улице. Всегда в синяках и шишках ходил. Оттого кликуха такая, за прошлое. Хоть со всеми обидчиками давно сквитался, от кликухи не отмазался, — сознался Фингал простодушно.
— Я, если один на один, злей собаки. Но с кодлой не всегда получалось. Пацаны тоже тертые были. Умели махаться файно.
— А тебе по кайфу трамбоваться? — удивился Заноза.
— Самое лафовое дело! Вот только теперь не с кем стало, — вздохнула Капка.
— А у тебя ровесники-кенты были? — спросил Фингал.
— Где б их взяла? Мы на одном месте долго не канаем, — ответила Капка погрустнев.
— А у меня были кенты. Да только не стало их…
— Ожмурились? — спросила Капка
— Да что ты! Когда воровать начал, сам отошел от них.
— А разве фраером быть лучше? — изумилась Задрыга.
— Кто знает… Одно верняк, всяк в своей шкуре дышит и держится за нее. Фраера становятся ворами, когда припечет. А вот воры фраерами — никогда Они сразу в жмуры хиляют. Вот и допри — кем файнее быть?
— Выходит, ты смылся от фраеров потому, что стал вором? — допытывалась Задрыга
— Конечно! Фраера — не кенты! — согласился Фингал.
— Кончай трандеть! — не выдержал Заноза. И заговорил запальчиво:
— А чем ты файней фраеров. Иль два пуза держишь? Иль
в жопе две дыры? Одну требуху голодом морил сколько раз? И не только в ходке! Чего уж там на фраеров клепать? Хватало проколов у самих… Вон мы на пахана сколько пахали? А он за нас не надыбал ни хрена, стольник не положил! Вот тебе и фартовый! Да видел я его — на погосте приморенным. Выйду с обязанников, я его… За все разом тряхну, если додышит, паскуда! — побагровел Заноза.