Чем старше, тем невыносимее становился мальчишка. И отец, не выдержав, применил ремень, выпоров сына впервые, но до черна. Опозорил он его при гостях. Обозвал всех матом и отца заодно. Все потому, что не дали ему вина. Отец тогда впервые закрыл Антошку в своей комнате. Ох и пожалел о том. Сын все бумаги его изодрал в клочья, перебил кофейный и чайный сервизы, настольную лампу.
Отец долго не мог прийти в себя и бил сына нещадно. Тот вопил на весь дом, но не просил прощенья. Наоборот, грозил дом развалить. И тогда было решено увезти его в деревню к родственникам в многодетную работящую семью, где каждый кусок хлеба давался потом и мозолями, а дети начинали работать едва встав на ноги.
Решили и сделали. Запихнули Антона в машину, тот наложил в штаны, чтобы оттянуть отъезд. Но не удалось. Наскоро вытряхнув из вонючих, сунули в сухие, и машина мигом рванула из города. Надежд не осталось.
В деревне отец рассказал сестре о сыне и, дав ей денег, попросил быть строгой, сделать из Антона человека. Та слушала внимательно и, оглядев притихшего племянника, отвела к своим детям. Поговорив с сыном, попросила не баловать и не жалеть.
Десять детей… Им было некогда возиться с Антоном. Когда тот навалил в штаны, никто не поспешил сменить их как дома. Его не заметили. Антон негодовал. Он кричал, требовал внимания, но бесполезно: в вонючих портках проходил до вечера. А в наказание — не дали есть. Спать уложили на полу на дерюге. Мальчишка до полуночи орал, но его не захотели услышать. И тогда он полез в чугун сам, без спросу. Его оттащили, отшвырнули пинком. Он укусил тетку за ногу. Та отвесила по заднице, и Антон решил сбежать от нее, пока не поздно. Но не смог снять крючок, силы не хватило. Так и уснул у двери на голом полу.
Целый месяц воевала с ним вся семья. Пытались с ним подружиться дети. Не получалось. Били его — он мстил. А потом чуть не спалил дом. Вот тогда лопнуло терпение: избили Антошку дети так, что встать не мог, и пригрозили, если еще нашкодит, живым закопают на огороде. Это испугало. Поверил. Целую неделю сидел тихо. От всякого шороха вздрагивал, но потом успокоился, понял, что над ним пошутили, и снова взялся за свое. Нацепил корове на голову ведро без дна. Собаке к хвосту привязал банку, а кошке — пузырь с горохом. Маленькой сестренке, едва научившейся ходить, сунул за пазуху лягушку. Та от страха зашлась, заикой осталась.
Ах ты, мерзавец! — ухватила тетка за ухо и закрыла Антошку в темном холодном чулане, не велев детям выпускать его до самой ночи.
Антон с час просидел тихо, а потом, оглядевшись, перевернул все крынки со сметаной и молоком. Вылил все, перебил. Тетка услышала. Не вошла. И ночью не выпустила мальчишку. Тот блажил не своим голосом. И накричал. В дверях появился хозяин дома — рослый бородатый мужик с вожжами, намотанными на руку. Он бил так, что шкура трещала, а боль от макушки до пяток свела все тело. Антон дергался, пытаясь вырваться, но из рук мужика трехлетнему жеребцу ни разу не повезло сорваться.
Я тебя, гниду, тут на лавке и раздавлю! — рычал мужик, не прекращая пороть Антошку, и тот впервые почувствовал, что недалек от смерти.
Дяденька! Отпусти домой! — заорал, задыхаясь. Отпущу! Вот выпущу дух из козла, и гуляй на все четыре! — обтер кровь с вожжей и замахнулся снова.
Но Антон взвыл дико:
Сам утоплюсь, удавлюсь, только отпусти! Не стану тебе вредить!
Ну, гляди ж, змееныш! Вдругоряд живым из рук не выпущу. Только на погост, — пообещал гулко и ушел в дом, не оглянувшись.
Антон не мог слезть с лавки и плакал навзрыд. Он решил, как только все заживет, сбежать в город к своим, покуда жив и рассказать, как издевались над ним в деревне.
Он еще надеялся, что его пожалеют. Но напрасно. К нему никто не вышел, не дал воды и не помог встать. Уже к полудню тетка крикнула с порога:
Чего развалился? А ну иди в огород, помоги детям! Чего жопу балуешь? — Антон заскулил от обиды.
Вместо жареной курицы со свежими помидорами и черносливом, ему дали кусок черного хлеба с луком и солью да кружку молока. Это и весь ужин. А ведь целый день полол картошку. Даже в глазах от нее зеленые искры мельтешили. Никто не похвалил, не пожалел. А ведь как все тело болело!
«Нет! Не хочу! Не могу больше тут жить! К своим вернусь», — встал тихо среди ночи и, не подходя к двери — знал, крючок не одолеть — вылез в распахнутое окно, в кромешную ночь и, выскочив за калитку, побежал по дороге испуганным зайцем. Только б не хватились его и не догнали б, тогда конец…
Родственники и впрямь слишком крепко спали и не проснулись. Не хватились. Антошка к полудню пришел в город и растерялся.
Где его дом? Как фамилия, номер телефона? Как зовут отца и мать? Где они работают? Он ничего не знал. Он оказался беспомощной пылинкой, затерявшейся среди чужих людей и домов. Он понял, что никому здесь не нужен. Люди равнодушно проходили мимо, даже не оглядываясь на Антона,
Мой папка — самый главный! — говорил милиционеру, остановившему его.
Над кем? — рассмеялся тот откровенно.
Над всем!
Ладно! Валяй к своему бугру и не путайся под ногами! А то вместе с бродячими собаками отловят тебя и на мыло сварят! Понял? Брысь отсюда, шкет! — цыкнул на мальчишку.
Антон побежал, боясь, что этот тоже вломит по шее. Ему хотелось есть и спать. Он очень соскучился по вниманию и добрым словам, но получить их было неоткуда. Он ходил по улицам, разыскивая свой дом, и не находил. В одном дворе к нему бросилась громадная собака. Зарычала, грозя разнести в клочья. Мальчишка с криком убежал от нее. Из другого двора его выгнал дворник и, обозвав бомжем, пообещал выдернуть ноги, если мальчишка появится здесь еще раз.
Антошка показал ему язык и получил метлой под задницу. Стало обидно, но задираться дальше не решился.
«Все грозятся как собаки! Где людей найти?» — спросил самого себя и пустоту вокруг. И… был услышан.
Его схватили за плечо:
Ты чего тут мотаешься как катях в луже? Промышляешь? — увидел Антон пацана, худющего, большеглазого, с синяком на лбу.
Свой дом ищу! Потерялся!
Как это потерялся? — усмехнулся пацан недоверчиво и, услышав от Антона, как его вывезли из дома, сказал: — Не возьмут тебя! Ни за что! Да еще в деревне не ужился. Вобщем, труба тебе, мужик! Вернуться в деревню нельзя, и дома никто не ждет. Короче, сдохнешь! Допер иль нет?
Антон захныкал, жалея самого себя. И пацан, взяв его за руку, привел в кодлу Кольки-Чирия.
Ты что? Офонарел? На хрена мне эта гнида? Жрать станет за троих, а толку никакого. Что он умеет?
А ни хрена! Зато голосит так жалостливо, как баба. Если его на паперть иль к торговкам, он всех в соплях утопит. Даже меня пробрало от его воя! Подавать станут кучеряво. Давай приморим, посмотрим. Если не склеимся с ним, дадим пинка под жопу и забудем, как его дразнили.
Наутро невыспавшегося Антошку поволокли на базар, испытать его пригодность в кодле.