– А ты вообще зачем приперся? – взбесилась я. Расселся он тут! – Что, не дооскорблял меня дома? Решил поорать на меня в моем же собственном дворе?
– Динка? Привет! – многозначительно прокричал Аркашка, махая мне рукой из окна.
– Привет! – я заставила себя радужно улыбнуться. – Вот, знакомого встретила. Очень дальнего знакомого.
– А я знаю! – крикнул Аркашка и помахал Владимиру. Я похолодела.
– Я у него узнавал, где именно ты тут живешь, – отвел глаза Владимир. – Он с собакой гулял, по бульвару. А я и спросил, не знает ли он Диану Сосновскую.
– Ты знаешь мою фамилию? – удивилась я.
– Ты давала мне визитку, помнишь?
– Не важно, – отмахнулась я. – Я так понимаю, Аркашка тебя сориентировал, да?
– В конце концов, тут не так много девушек живет с таким именем. Я просто не знал, что еще делать. Твой телефон молчал, – оправдывался он.
– Прекрасно! – взвыла я. Черт, теперь сплетня обеспечена! Аркашка расскажет все людям, а пес его – всем остальным. Я в полной заднице, все теперь обязательно дойдет до мамы и папы! И особенно до Сергея! – Просто класс!
– Прошло четыре часа! Я волновался!
– И что? Зачем было надо меня выгонять, чтобы потом волноваться? – резонно возразила я.
– Я был зол, – продолжал отпираться Владимир.
– Ладно, – решительно кивнула я. – Мы неправильно ставим вопрос. Хрен с ним, волновался ты или нет. Почему ты тут? Хотел узнать, что я жива-здорова? Узнал? До свиданья.
– Дина!
– Что?
– Я пришел… поговорить.
– Нет уж, спасибо, – решительно помотала головой я.
– Я подумал, может, я зря так.
– Однозначно зря, – согласилась я. – Особенно зря ты сюда приперся.
– Я не об этом.
– А о чем? – опешила я.
– Я о ребенке, – потупился он. – Я подумал, может быть, это и не такая плохая идея.
– ЧТО? – ахнула я, забыв про то, что за нами сверху наблюдает Аркашка. И пес его. – Что ты имеешь в виду?
– Конечно, я понимаю, что это не входило в твои планы, но я тоже, в общем, хотел бы иметь ребенка, – добавил он, подняв на меня взгляд. Я стояла и не могла выдавить из себя ни одного слова. Оставалось только надеяться, что наш разговор нельзя услышать с четвертого этажа!
Что такое непреходящие ценности и где их искать? Так, открываем журнал «Форбс»…
«Общечеловеческое»
Некоторые из нас думают, что все решения принимаются ими самостоятельно, без давления и вмешательства дополнительных факторов. Наивные! Что мы можем знать, как мы можем решать, если, как говорил незабвенный Булгаков, даже не располагаем смехотворным сроком, скажем, в сто лет. Да разве только это? Наши решения зависят от времени дня, в которое они принимаются, от состояния здоровья, от магнитных бурь и прочих климатических условий. Одно и то же решение будет легко и непринужденно принято ранним зимним утром и категорически отвергнуто, как неприемлемое, поздним весенним вечерком. Взвешенные решения невозможно принимать на голодный желудок, а спонтанные – на полный. Вопросы финансового порядка будут невыносимо сложны, если у вас, скажем, ОРВИ с сопутствующей лихорадкой. Зато в совершеннейшие авантюры так легко погрузиться с головой, как в штормовое море, если вы перед этим немного приняли на грудь. Все зыбко и условно. Что, если бы тот памятный разговор, который состоялся между мной и Владимиром, произошел в другое время и в другом месте? Возможно, все сложилось бы совершенно иначе. Но все случилось именно так.
В то утро я имела следующие выходные показатели: температура тела нормальная, активность мозга сниженная за счет бессонной ночи, желудок пустой, в легких – легкая дымка от сигарет. Нервы ни к черту, способность обдуманно соображать – нулевая. Примерно в такой же кондиции (только без дымки в легких) пребывал и Владимир, сидя у меня дома на краешке дивана и задумчиво оглядываясь по сторонам. Мы долго-долго молчали, иногда посматривая друг на друга, словно никогда до этого не виделись. Еще бы, раньше каждый из нас в меру своей испорченности думал, что все это временно, ненадолго, неправда и вообще ничего серьезного. Или ничего серьезного, о чем следовало бы знать противоположной стороне. И вот, вскрыв все карты и обнародовав все задумки, мы смотрели друг на друга по-новому. Еще бы, ведь мы собирались вместе родить ребенка. И не просто родить, а вырастить, воспитать, причем, заметьте, вместе. Такие перспективы кого хочешь заставят присмотреться повнимательнее.
– Значит, ты живешь вот тут? – хмурился он.
– Ага, – покорно кивнула я.
– И куришь.
– И пью, – честно призналась я. Честные признания лучше всего делать как раз после бессонной ночи, потому что сил реагировать на них, особенно бурно, нет ни у кого.
– Пьешь? – еще больше помрачнел Владимир.
– Не то чтобы прям пью, но бывает. Могу пропустить стаканчик. С подругами. Парочку стаканчиков, – усталым голосом пояснила я. Потом подумала и добавила: – Или троечку.
– И ты живешь вот тут, – зачем-то повторил Владимир. И с опаской посмотрел на трещину в потолке, которая безобразничала и перерыла всю штукатурку вдоль и поперек.
– Ага.
– И хочешь родить ребенка.
– Ага, – снова не стала спорить я. Владимир периодически замолкал надолго и просто о чем-то сосредоточенно думал, а потом опять задавал какие-то однообразные вопросы, причем часто повторялся. Явно раннее утро не было самым для нас правильным временем, чтобы поговорить. Однако так уж сложилось, и мы говорили. Как могли. Я уже начинала немного дремать.
– Но ты готова бросить курить на время беременности? – сделал он глобальный шаг вперед.
– Я работаю над этим, – дипломатично махнула рукой я.
– И надо бы тебе продолжать заниматься спортом.
– Я с радостью, – согласилась я. Хотя радости ни у меня, ни у него в голосе не было. Мы сидели, как два подбитых в морском бою корабля. Нас вынесло на мель, мы загорали и сушились, но понять, как сделать так, чтобы поплыть дальше, не могли.
– Ты понимаешь, что если мы действительно решаем сделать ЭТО, я буду навсегда частью твоей жизни, так или иначе? Нравится тебе это или нет, – помолчав еще, спросил Владимир.
– А ты?
– Что я?
– Ты сам понимаешь то же самое? Что это необратимо изменит все?
– Но я же сам этого хочу! – возразил он.
– А в том, что я этого хочу, вообще сомневаться не приходится, – усмехнулась я. – Сколько я всего сделала, а?
– Это да, – уныло кивнул он. – Значит, мы оба этого хотим.