Я растерялась.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебя повысили! Ты теперь у нас конфликтный управляющий. Далеко пойдешь, моя дорогая, – кипела она от ярости. Ее саму оставили без рассмотрения, на прежнем месте. А меня…
Я подскочила к Аленке и заглянула в листок, который она держала брезгливо, двумя пальцами. И там действительно, черным по белому, напротив надписи «конфликтный управляющий» стояла моя фамилия – Митрофанова Н.В.
– Ну дела. А ее-то почему?
– Действительно, почему бы это именно ее? – изрыгала языки пламени Алена. Ее хищный оскал размазался, и она стала ужасно похожа на людоедку.
Я отвернулась и села на свое кресло. «Ничего не понимаю, ерунда какая-то. Меня в управляющие? – думала я. – Да я никогда даже собственной дочкой не управляла, что я могу? Кому вообще в голову пришло меня заметить? Неужели же Шувалов поспособствовал? Зачем? Чтобы закрутить со мной роман?»
Признаемся честно, если бы он захотел его со мной закрутить, на это потребовалось бы… минут пятнадцать. Столько времени, сколько нужно, чтобы сказать «да» и доехать до квартиры.
– Так, господа и дамы! – снова раздался нежный и добрый голос кадровика. Все встрепенулись. – Вы ознакомились со списками?
– Да!
– Все понятно? – уточнил он.
Народ закивал:
– Более-менее.
– Те, кому понятно менее, подойдите ко мне в кабинет, я все разъясню отдельно. Теперь о насущном: тем, кто поставлен на руководящие должности, в понедельник надо явиться на совещание в дирекцию, а потом зайти в отдел кадров для получения должностных инструкций.
– Что это значит? – хмуро переспросила Хрюнина, все еще не оправившаяся от перевода в разряд компьютерных копателей.
– Тем, кто не знает, что такое «должностная инструкция», поясняю – это такой документ, который должен подписать каждый из вас. Вы и раньше их должны были подписывать, но почему-то никто из вас так его и не подписал. Странно, не правда ли? Но мы исправим этот досадный пробел, верно? Еще вопросы?
– Да. Один! – подняла руку Алена.
Я внутренне сжалась, готовясь к позору.
– Пожалуйста, – широко, по-отечески развел он руки.
– Скажите, там, в списках, не может быть опечатки? У нас действительно будет кризисный управляющий? В смысле, это действительно будет Митрофанова?
– А что вас смущает? – удивился кадровик.
– Нет, просто… она не самая подходящая кандидатура.
– Если бы руководству было интересно ваше частное мнение, вас бы обязательно спросили. Да, Митрофанова, – вы тоже должны быть на совещании. Ясно? Это в девять часов. Опаздывать нельзя, – строго добавил он, посмотрев мне прямо в глаза.
Я густо покраснела и кивнула:
– Я не опоздаю.
– Вот и прекрасно! Продолжайте работать, или чем вы тут все занимались. Продолжайте.
– Хорошего дня! – хором ответили мы ему.
Далее, после тридцатисекундной задержки, народ принялся бурно обсуждать все случившееся. Гул и гомон прерывались чьими-то злыми всхлипами. Это была Хрюнина и некоторые другие ее коллеги. Я же сидела на своем месте и тупо смотрела в монитор, по которому летали мерцающие звездочки.
– Ну что, ты и после этого не скажешь ему «да»? – тихо спросила подошедшая ко мне Алена.
Я поморщилась.
– Ты не понимаешь, все совсем не так.
– А как? Или ты хочешь сказать, что действительно получила это место по праву? Да, ты у нас управляющий по призванию.
– Не надо так. Понимаешь, я просто уверена, что Шувалову все это совершенно не надо, – сумбурно оправдывалась я.
– Ага. Рассказывай, – фыркнула Алена. – Слушай, а вообще ты молодец. В тихом омуте-то… Чем ты его зацепила?
– Неземной красотой! – зло огрызнулась я. – Ничего у нас нет, имей в виду. И не было.
– Ну, не было – так будет! – сексуально улыбнулась Алена. – Жди звонка. Я тебя уверяю, такие мужчины просто так должностями не бросаются. Придется отрабатывать!
– Этого не будет, – отвернулась я.
Ситуация была более чем странная. Еще раньше, чем народ в офисе побежал за парой бутылочек «Московского», чтобы оттянуться после пережитого стресса, я собрала сумку и тихо вышла к лифту.
Мне надо было остаться одной и подумать. Хорошенько подумать. Зачем бы Шувалову организовывать для меня повышение, если ему действительно ничего не надо, кроме советов по воспитанию его сыночка? Стало быть, действительно ему нужна я.
Это было поразительно. Никогда в жизни ради того, чтобы обладать мной, мужчина не предлагал мне блага – ни земные, ни небесные. Это была не моя история, и я совсем не знала, как мне себя вести. Хорошо бы, если б я ошиблась. И Алена тоже. И в понедельник бы выяснилось, что меня назначили все-таки по ошибке. Потому что где-то произошел системный сбой. В каком-нибудь главном вычислительном центре. А я продолжила бы жить спокойно. Ездить к Розочке на дачу, отбиваться от Кирилла и верить, что будет и на моей улице праздник.
От мысли, что Шувалов решил меня купить, мне становилось как-то неуютно. А когда я думала о его жене, меня бросало в жар.
– Ну уж нет! – решительно махнула я рукой. Села в свою суперхитовую тачку, у которой сегодня (в честь праздника) работали обе фары, и покатила в сторону дома. Предупрежу Нику и уеду к своей подруге Машке на Таганку – мы не виделись сто лет. А Шувалов – он не позвонит. Почему? Да потому что я просто-напросто выключу телефон. Вот так-то!
Воистину, я обладаю бесконечной способностью прятать голову в песок и убегать от самой себя. Зачем о чем-то думать в собственный выходной, если можно этого не делать? Я не трачу время на то, чтобы что-то изменить. Долгая совместная жизнь с моей мамой убедила меня, что от перемен часто бывает больше проблем, чем удовольствий. Вот, например, сама мама всю жизнь искала этих самых перемен, теряя по ходу дела контакт с мужем и любовь дочери. Или наоборот. Любовь мужа и контакт со мной. Хотя мне почему-то кажется, что папа до самого конца очень ее любил. Любовь – она ведь материя необъяснимая. Мы любим не почему-то там, а вопреки. И папе было безумно жаль видеть, как мама теряется в подвалах собственного подсознания, попадая раз за разом в свои ловушки. Мечты о другой жизни. Разочарование в собственной. Уверенность в том, что уж ей-то была уготована совсем другая судьба. Папа умел жить рядом с теми, кого любил, и не задавать вопросов «Почему я до сих пор не на «Мерседесе»?» И маму он любил, хотя она сделала все для того, чтобы он ее возненавидел. Но он – нет, он продолжал ее любить. Просто в последние годы предпочитал делать это на расстоянии. Чтобы не зашибло. И я до сих пор хожу по ее дому, как по минному полю. И мне совсем не помогают мысли о том, что я уже большая девочка. Ну что, в конце концов, такого она может мне сделать? Мне – молодой, вполне состоявшейся женщине, способной самостоятельно отвечать за себя. Ну вот, сказала, а сама этому не верю. И тут вполне прослеживается заботливое воспитание мамочки – я сама не верю, что могу позаботиться о себе. Хотя сейчас все изменилось. Я стою на своих ногах (только периодически дрожат коленки), а мама ходит по своему коридору и разговаривает сама с собой. Долго, часами бормочет что-то себе под нос, ругается, спорит. Требует кого-то к ответу, грозит кулаком. Когда я впервые заметила за ней эту привычку, мне стало страшно.