– Так что ты хотела мне сказать? У тебя пять минут. – Шувалов пристально посмотрел на меня, и я нервно сглотнула.
Последний бой – он трудный самый. Но как должен чувствовать себя человек, который до этого не участвовал даже в какой-никакой завалящей дуэли. Меня никто никогда не подставлял. Я даже не могла себе представить, что такое возможно! И как объяснить все Станиславу так, чтобы он не только послушал, но и услышал?
– Меня подставили. Вот это я хотела вам сказать, – через усилие выдавила я. – Я не виновата.
– В чем? В чем ты не виновата? – опешил он.
Я с трудом подбирала слова, потому что все данные этого сложного и запутанного дела были столь разнообразны, что было непонятно, с чего начать.
– Ни в чем. Почти.
– Отлично. И что сие должно означать? – начал он злиться.
Я сжала кулаки. Давай соберись! Защити себя хоть раз в жизни. Вспомни, как ты таскала за белобрысые космы кассиршу – ведь ты можешь, надо только озвереть!
– Я же говорю вам русским языком: меня подставили. Причем несколько раз! Вот!
– Не мели ерунды! Никто тебя не подставлял, – нахмурился Шувалов и пожал плечами. – Глупость какая-то. Ты не могла ничего получше придумать?
– Почему я? Это все придумала Епифанцева! – отбивалась я, чувствуя, как все-таки недостает мне логики и последовательности Эркюля Пуаро. Почему я не могу изложить все ясно и понятно?
– А при чем тут твоя подружка? – удивился Шувалов и посмотрел на часы.
Я поняла, что еще пара дурацких фраз, и он уйдет. Я прикусила губу и выкрикнула:
– Что вы меня перебиваете вечно? Она мне – не подруга. Она меня подставила. Да!
– Епифанцева? – скривился Шувалов.
– Да.
– Но зачем? И в чем? Вы уверены, что вы не бредите, Митрофанова? А то у вас бывает. Фантазии там, горячечный бред! Мне уже пора идти…
– Стойте! – взорвалась я. – Вот, смотрите. Это – наряд-заказ на те самые девятнадцать компьютеров. Видите, что здесь перечислено?
– Что? Все как обычно.
– Да. Именно. А кто менеджер – тоже видите?
– Ну и что? Ну, Епифанцева. И что дальше? – устало смотрел через плечо на бумагу Шувалов. – Не надо переваливать свой косяк на подругу. Вам не кажется, что это подло? Я думал, что вы девушка порядочная…
– Я – беспорядочная! – сорвалась я. – Вы будете меня слушать или нет? Меня подставили! Епифанцева подставила! Замолчите и сосредоточьтесь наконец. Вот диск – его Алена подсунула к остальным программам. На нем ее рукой написано «обновление системных файлов». Возьмите и сравните с другими ее бумагами. Потом вызовите сисадмина Мишку и спросите, что именно на этом диске. У нас, кстати, на его машине те же проблемы, что и у клиентов. Хорошо я предупредила Мишку, что это может быть вирус. Теперь о цветах. Вот накладная, и какая случайность – телефон заказчика очень знакомый. Посмотрите в нашем справочнике по офису – чей это телефон? Так… что еще, что еще…
– Митрофанова? – тихо окликнул меня Шувалов.
Я дернулась, скользнула по нему взглядом, продолжая судорожно размышлять. Пуаро из меня выходил плохой. Я сама с трудом понимала, что говорю. А уж он-то наверняка ничего не мог понять.
– Ах да! – вспомнила я вдруг. – Документы от секретарши! Их из дирекции забрала Епифанцева. Она же менеджер по проекту – она и должна была передать распоряжение программистам. Так что, скорее всего, секретарша отдала его среди прочих бумаг, а Епифанцева его просто выкинула! Сучка какая!
– Надя!
– Что? – уставилась я на него. – Чего тебе еще надо?
– Я не понимаю! Ты хочешь сказать… что она сознательно… Но зачем ей это надо? Тебя подставлять? – аккуратно спросил Шувалов.
– Это не ко мне. Я понятия не имею.
– Может, ты все это придумала? Сочинила?
– Ага! – всхлипнула я. – Всю ночь старалась, фантазировала.
– Покажи диск. Что там? – Он вдруг тряхнул головой и заговорил со мной совсем по-другому.
– Там вирус. Сейчас… попробую выговорить… трояк.
– Может, «троян»? – не сумел сдержать он улыбки.
Я покраснела и кивнула.
– Он самый. И что-то он там качает куда-то, отчего все – ёк!
– В целом я понял, – усмехнулся Шувалов. – И ты говорила с ней? Впрочем, нет, конечно же. Ты же трусиха. Значит, так. Иди в мой кабинет. Сейчас будет собрание.
– Зачем? – испугалась я.
– Повторишь все, что знаешь, всем нашим.
– Меня сожрут.
– Обязательно, если ты сейчас сбежишь. Давай-давай, шевелись. И вызови сисадмина. Да, захвати накладную. А откуда ты знаешь, что это она подложила? – уточнил он.
Я объяснила.
– Она программы отправляла сама отдельным пакетом. Забрала их со склада и переслала курьером только на следующий день. Я спрашивала начальника склада, она сказала ему, что клиент просил ее оттестировать пару программ перед отправкой. Да что я распинаюсь, ее подпись стоит в журнале выдачи товара. Можешь посмотреть!
– Отлично! Ты молодец! – довольно бросил Шувалов, даже не посмотрев на меня. Так собачке говорят «молодец» за правильно выполненную команду. В данном случае это была команда «ищи!». Интересно, а весь мой рассказ про цветы он сознательно выбросил из головы? Впрочем, о чем я? Он же сказал – между нами ничего не было. И что должно поменяться из-за Епифанцевой? Между нами ничего не было и не будет!
– Вызвать начальника склада?
– Обязательно! – кивнул Шувалов и вышел.
Я с грустью посмотрела ему вслед. И зачем мне было прилагать столько усилий, если они все равно ничего не дали? Мне лично! То есть нет. Зачем же, ведь теперь я, скорее всего, сохраню за собой рабочее место. Это уже немало для одинокой и малоинициативной мамаши, навсегда забившей дверь в личную жизнь.
«Больше никогда!»
Именно такую фразу я выгравирую на бронзовой табличке. И повешу ее прямо над входом в мой дом. И не спрашивайте у меня, что именно «больше никогда». Ничего и никогда.
Я вышла в коридор. Около лифта стояла смертельно бледная Епифанцева. Губы, правда, не бледные и даже не обкусанные. Хорошая у нее помада. Всегда была. Алена случайно поймала мой короткий взгляд и быстро отвернулась. Лифт все не шел и не шел, а я тоже старалась не оборачиваться. Такое чувство, что пересечься взглядами было больно на физическом уровне. Как, например, наступить на стекло. Но тут я вдруг поняла, что не хочу оставлять этого так. Не хочу, чтобы она ушла и не узнала, что именно я обо всем этом думаю. Я развернулась, подошла к ней и, заглянув в ее бегающие глаза, спросила:
– Только один вопрос. Зачем?
Она минуту молчала, потом встряхнулась и с наглым (как только она умеет) вызовом ответила: