— А еще она сказала, что это все ваша Олька вас сбивает. Я не сама придумала, она всем так сказала, — соседка развела руками, показывая, что она ни при чем и к этим сплетням отношения не имеет. «За что купил — за то продаю».
— Боже мой, да кому ты веришь! — воскликнула я, в бешенстве пытаясь придумать что-то, что свело бы мою сестрицу к состоянию таракана, попавшего в ловушку «Глейд».
— Она говорит, что почти уговорила вашего бывшего к вам вернуться! — с удовольствием подлила масла в огонь соседушка.
— Так вот, знай. Она сама позвонила моему бывшему, потому что все это время была в него влюблена, — искренне и честно призналась я соседке.
— Да что вы говорите! — загорелись от восторга ее глаза. — И что, он знал об этом? Или даже не догадывался?
— Да, именно. Она его пригласила под предлогом воссоединения с моим сыном, а сама встретила его в нижнем белье. Когда я вчера вернулась, они уже совокуплялись. Прямо в бабушкиной комнате, на глазах у ни в чем не повинной старушки. Я ее потом весь вечер отпаивала валерианкой.
— Сестру?
— Нет, бабулю. Одно радует, что у нее склероз и наутро она уже ничего не помнила, — на ходу вдохновенно сочиняла я.
— Так, значит, у твоей сестры роман с твоим бывшим? — уточнила соседка.
— Именно! — разглагольствовала я.
— И как ты это перенесла? — поинтересовалась соседка.
Я пожала плечами.
— Поверь мне, ничем хорошим это не кончится. Уж я-то знаю этого типа. Поматросит мою сестренку и бросит. Бедняжка (тут я всхлипнула)!
— Действительно, бедняжка, — раздался знакомый голос за моей спиной.
— Михаил Артурович?! — ахнула я и немедленно покраснела.
— Вы мне только скажите, когда мы с вами договорились пойти в зоопарк — до моего совокупления со старушкой или после? — Его глаза смеялись, искорки этого смеха рассыпались вокруг и отражались в лужицах на асфальте.
У меня моментально пропал дар речи, но поскольку Михаил Артурович знал меня не первый день, он не стал допекать меня разговорами. А просто взял за руку и повел со двора прочь, в сторону своей машины. А соседка осталась сидеть, раскрыв рот и прикидывая, кому рассказать обо всем этом в первую очередь.
Всегда, все двадцать пять прожитых мною лет я страстно, неудержимо и преданно любила выходные. Градус моей любви, конечно, менялся. В грудном возрасте, наверное, любой мой день казался выходным, но не думаю, что я это как-то серьезно ощущала. Когда родился Темка, дни опять слились в одну трудовую кашу и воскресенье напоминало обычный день недели. Кормление-стирка-уборка-прогулка. Памятник тому, кто придумал памперс, и застрелить того, кто установил на него такую цену. Были моменты, когда я льстиво подлизывалась к Галине, чтобы раскрутить ее на пачку-другую. Да, тогда выходных у меня не было. Особенно сильно я ждала пятничного вечера, когда училась в школе. От всех других дней пятница отличалась прежде всего отсутствием уроков, а также восхитительным правом смотреть телевизор, пока глаза не вылезут из орбит. Вернее, пока не отрубишься прямо перед теликом. Суббота — главный сонный день, когда ничто, абсолютно ничто на свете не должно вырывать тебя из объятий Морфея, кроме всемирного потопа и, пожалуй, танков, идущих по улице в направлении Кремля. А что, такое у нас в Москве уже бывало! Однако моя сестрица считала святой своей обязанностью зайти ко мне субботним утром, чтобы уточнить, купила ли я соль или, скажем, буду ли я на обед мясную кулебяку? А когда я, сонная и злая, бегала по дому и пыталась прибить Галку тапкой, она орала: «Ну ты видишь, мама, какая она нервная!»
Мама всегда вставала на сторону Галины. Ольга считает, что у нее есть перед моей сестрой какое-то подавленное чувство вины, от которого мама поощряет теперь любые Галочкины сумасбродства.
— Ну почему я должна прислушиваться к ее мнению? Что, ее жизнь чем-то выгодно отличается от моей? — упиралась я, когда мама шепотом говорила, что «Галочка-де желает тебе добра, сделай, доченька, как она говорит. Не ссорься с сестрой. Она — самый близкий для тебя на земле человек!» — патетично добавляла мама и уходила в комнату к бабуле, чтобы украдкой всплакнуть.
На мой взгляд, Галина — самый далекий от меня человек на земле. Мне порой кажется, что моя милейшая бабушка понимает меня гораздо лучше, хотя ей на вид лет сто и она часто меня с кем-то путает.
— Ты испортила мне жизнь, — не устает повторять Галина. Она убедила в этом и маму, хотя, убейте, но я не понимаю, чем я могла помешать Галке трепаться с многочисленными подружками и безуспешно искать мужа.
— Ты испортила ей жизнь, потому что родилась и украла у нее добрую половину родительской любви! — открыла мне глаза на ситуацию Ольга.
Я возмутилась, ибо не могу считать себя виноватой в том, что делала, находясь в грудном состоянии.
— Что же мне теперь, не стоило и на свет появляться?!
— А ей от этих аргументов не легче. Любой старший ребенок — свергнутый король. И всю жизнь он будет бежать вперед, чтобы достичь прежнего могущества.
— Только у него это не получится, — позлорадствовала я.
— Ага, и из-за этого она будет всегда пытаться уничтожить источник своего падения, — «утешила» меня подруга.
Примерно так наши отношения и складывались. Из года в год сестрица словно бы доказывала себе, что я бесполезное, никому не нужное недоразумение, по чистой случайности появившееся на свет. И в этом непростом и неблагородном деле вот уже четыре года главнейшим ее аргументом служила моя беременность и неудавшаяся личная жизнь. Она наслаждалась моим падением, ей до такой степени нравилось видеть, что я одинока и несчастна, что она была готова кормить меня и поить, чтобы только не выпускать из того подавленного состояния, в котором я вышла из роддома.
Право слово, если бы не Ольга с ее веселым ничегонеделанием и помощью в самые трудные, самые громкие и невыносимые минуты Артемкиного младенчества, я бы и в самом деле поверила, что я полная неудачница. Но трудное время прошло, у меня появилась работа и ежемесячный конверт с независимостью и правом воспитывать сына как я хочу. Позиции сестры были несколько поколеблены. Теперь же, когда в эти выходные солидный и респектабельный Михаил Артурович усаживал меня с Темой в свои вишневые «Жигули», выжидающе и настороженно вглядываясь в мое лицо, сестрица должна была бы просто взбеситься от бессилия. Как же, ведь получается, что я не совсем пыль из-под ногтей, раз такой человек, такой мужчина помнил обо мне все эти годы, вернулся и просит принять его на тех условиях, на которых я захочу его принять.
— Спасибо, что не прогнала меня, — сказал Михаил Артурович, заводя машину. Тема восторженно водил рукой по пластиковой обшивке машины и не слушал, что мы там за бред несем. Он в свои три с половиной года был уверен, что машина сама по себе — ответ на все вопросы.