Может быть, из-за этого, а может, из-за того, что я принимала слишком уж горячую ванну, в голову полезли какие-то совсем не те мысли. Вместо того чтобы спать-дремать да красоты набираться, я вдруг открыла глаза и отчетливо так подумала:
– Завтра у тебя развод. Завтра ты станешь разведенной женщиной.
– НЕТ! – дернулось в ответ мое подсознание и забилось в конвульсиях. Оно, подсознание, было совершенно не готово к такому повороту событий. Оно вообще-то сильно возражало. И достало из глубин моей памяти одно воспоминание, которое лежало и пылилось там, забытое и никому не нужное, долгие-долгие годы. Почти десять лет прошло с тех пор.
Мы с Кешкой тогда были женаты больше полугода. Я уже успела наиграться в маленькую хозяйку маленькой однушки в Тушино, я уже набила оскомину напоминаниями Кешке не разбрасывать рубашки и носки по комнате, уже успела переприглашать к нам в гости всех своих подружек – словом, выполнила весь тот объем нелепых и бессмысленных ритуалов, ради которых, собственно, я и вышла замуж. Я не работала, мой диплом пылился в шкафу, а мои родители намекали, что неплохо бы подумать о внуках. Кешка, воодушевленный новыми временами, от которых веяло свободой и безграничными возможностями, только начал затевать какой-то бизнес.
– Зачем ты так много работаешь? – удивлялась я, глядя на то, с какой жадностью Кешка хватается за любой контракт. Сидит допоздна в офисе у метро «Ботанический сад» (три комнаты при овощном складе), пьет с какими-то нужными людьми, молчит, что-то там себе думает.
– Я же должен обеспечить своей обожаемой принцессе достойное существование, – говорил он мне. – Это все ради тебя. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
И он дарил мне тогда совершенно фантастические подарки. Однажды он пришел очень поздно, почти в час ночи, но даже не слишком пьяным, а, наоборот, каким-то лихим и перевозбужденным. Разбудил меня, не обратил внимание на мою ругань, вручил конверт, в котором содержались две путевки в Италию, а потом раздел меня и овладел мной. Именно тогда я с какой-то ужасающей ясностью поняла, что ничего у нас с ним не получится.
Через несколько дней, пока он суетился, готовил все необходимое, чтобы лететь в эту самую Италию, я сидела над грудой каких-то платьев, перебирала их, перекладывала из стороны в сторону и чувствовала невыносимую усталость и нежелание шевелить даже кончиками пальцев.
– Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь? – забеспокоился он.
– Кеша, нам надо серьезно поговорить.
– О чем? – нахмурился он.
– Мы… нет, я… я совершила ошибку.
– Ошибку? Ты что, во что-то вляпалась? Я чего-то не знаю? – спрашивал он, пока я собиралась с силами, чтобы сказать то, что должна была сказать.
– Нет, не вляпалась.
– Ничего, мы все исправим. Скажи только, в чем проблема. Ты же знаешь, я все улажу, я…
– Кеша, я тебя не люблю.
– …
– Я тебя не люблю и никогда не любила. Это была моя ошибка, не надо было мне выходить за тебя замуж.
– У тебя что, появился другой? – побледнел Кешка и сел рядом. Я старалась не смотреть на него, все время цеплялась взглядом за штору, которая оборвалась с одного конца. Я смотрела и смотрела на эту оборванную штору и думала, что теперь это уже не моя проблема – как ее поправлять. Уже не мне придется искать стремянку или ставить табуретку на стол и лезть на эту верхотуру… – Ты меня слышишь?
– А ты меня? Слышишь? Я не люблю тебя! Все кончено! Я ухожу!
– А как же Италия? – растерянно спросил он.
– Съезди сам.
– Это… это невозможно, – сказал он и вдруг твердо, даже слишком, схватил меня за руку. – У тебя что, есть кто-то другой?
– Никого у меня нет, – помотала головой я.
– Наверняка кто-то у тебя появился. Тебе просто скучно. Конечно, ты же сидишь дома целыми днями, делать тебе нечего. Такая женщина не должна скучать.
– Я не скучаю, – крикнула я. – Я тебя не люблю.
– Нет, это не то, – он говорил тогда будто сам с собой. – Это ерунда. Я знаю, тебе просто кто-то понравился. Ты себе придумала сказку про большую любовь. Но я тебя не отпущу, не думай.
– Что значит не отпустишь? – возмутилась я. – Тебе что, все равно, что я тебя не люблю?
– Мне достаточно того, что я тебя люблю, – сказал он. – Я буду любить тебя за нас двоих. Ты, конечно же, можешь уйти, но знай, что никто и никогда не будет любить тебя так, как я. И я все сделаю для тебя.
– Это глупость какая-то! Я не могу быть с тобой. Я просто не могу, честно, я пробовала, но это невыносимо. Я рано или поздно все равно от тебя уйду.
– Пусть это будет поздно. Ладно? Ты только не принимай сейчас никаких окончательных решений, ладно, малыш? А знаешь, что. Ты поезжай-ка в Италию сама. Отдохни, развейся, посмотри красивые места. Я не буду тебе мешать, а потом, когда ты приедешь, мы обо всем поговорим. Я только хочу, чтобы ты была счастлива.
Он просчитал все достаточно точно. Когда я вернулась из Италии, счастливая, пропитанная солнцем и красотой, он, Кешка, показался мне таким родным, таким хорошим, понимающим и любимым, что я даже и не вспомнила, что еще три недели назад я собиралась уходить от него навсегда. Да и куда уходить? Уезжать в Бердянск, к маме? Там, в Италии, за мной очень красиво ухаживал один жгучий брюнет. А здесь Кешка старательно показывает, что ему нет никакого дела до того, изменила я ему или нет.
– Главное, чтобы ты была со мной, – сказал он и тем самым захлопнул капкан, в котором я провела почти десять лет. Я зашла в эту камеру в двадцать три, а вышла в тридцать три. И только сейчас поняла, что десяти лет моей жизни не стало. Я заснула только под утро, выкурив все сигареты в доме и выпив несколько снотворных таблеток. Наутро мне не только разводиться, мне не хотелось даже вставать.
В Тушинском загсе все совсем не изменилось с того момента, когда я входила сюда в белоснежном платье. Все те же мраморные стены, все те же лица, им под стать, полные женщины в возрасте, сотрудницы загса, с одинаковым равнодушием относятся ко всем актам регистрации: к бракосочетаниям, к разводам, к рождениям, к смертям, к сменам фамилий.
– Вы по какому вопросу? – спросил меня охранник за столиком, любезно улыбаясь.
– По вопросу развода, – я все-таки заставила себя это выговорить. К утру я уже пришла к выводу, что все-таки это очень хорошо, что Кешка решил меня отпустить. Мне больно, обидно, но я большая девочка и справлюсь с этим. А вот жить мне с ним не придется. Это большой плюс.
– Вам направо по коридору, – кивнул он, но я и сама уже увидела в глубине холла смешного толстенького человечка с большим кожаным портфелем в руках, а рядом с ним стоял, задумчиво рассматривая потолок, мой Кешка. Вот черт, он выглядел просто прекрасно. Можно сказать, он выглядел так впервые в жизни. Так он не выглядел никогда, хотя при этом он был одет довольно просто. Вельветовые джинсы светло-бежевого оттенка, какая-то рубашка-поло, новые очки в совсем другой оправе. Они ему очень даже шли, придавали какой-то загадочности. И новая прическа. Сколько лет я знала Кешку, он всегда носил одни и те же прически, ходил немного взлохмаченным, постоянно поправлял челку. Теперь же у него волосы были сострижены практически в ноль, оставляя только легкое воспоминание о волосах, сантиметр, не больше. Но ему, как ни странно, было так очень хорошо.