Самым ужасным, как сейчас помню, было то, что именно Дима и вытаскивал Кешку из его сторожевой будки, где он предусмотрительно заперся от всех остальных гостей. Гости страдали и мучились от вполне определенных земных желаний. Туалет у нас был один. Чай, не баре. И на все вежливые стуки и просьбы Кешка мутно бормотал: «Сейчас, сейчас», а потом вообще скис и что-то тихо блеял.
– Так, народ, подвиньтесь! – скомандовал Дима, после чего он выломал замок, попробовал уговорить, но не уговорил своего лучшего друга оттуда выйти на своих ногах и вынес его, бесчувственного, на руках и торжественно водрузил на брачное ложе.
– Ну, как говорится, горько! – ехидно заметил он и оставил меня наедине с молодоженом. Именно тогда я поняла, что спасение утопающего будет не так уж романтично. И злая как черт, оставила утопающего утопать в своих вертолетах, а сама пожала плечами и отбыла праздновать и любоваться кольцом. Танец новобрачных я танцевала с Димой (как бы в благодарность за совершенный подвиг). Мы, кстати, потом еще некоторое время встречались. Мое замужество сильно распалило его почти увядшие чувства.
Интересный факт, но со временем я поняла, что замужество, на самом деле, совсем не мешает личной жизни. Наоборот, скорее даже помогает. Мужчины с такой готовностью идут на сближение с окольцованной женщиной, что поневоле начинаешь чувствовать себя королевой. Еще бы: кругом полно молодых да свободных, а ты, хоть и не старая, и вообще очень даже ничего, и одета со вкусом, но ведь другому отдана и будешь век ему… Ну, не будем о грустном. Классик писал о другом времени, а современный мир имеет совсем другие нравы.
– Эх, если бы ты не была замужем, я бы… ух! – часто говорили мне мужчины, которым удавалось добиться моей благосклонности. Это было непросто, но, положа руку на сердце, не так чтобы уж очень сложно. Рядом с Кешкой всегда было так тихо и холодно, что я бы просто окоченела, если бы не отогревалась время от времени в чьих-то теплых нежных руках. Думаю, что Кешка и сам это понимал и старательно ничего не замечал. Иногда то, как он умеет ничего не видеть и не понимать, возмущало даже меня.
– Неужели тебе не интересно, почему я пришла так поздно?
– Но ведь ты же предупредила, что задержишься.
– Но ведь я даже не сказала где! Где именно я задержусь и почему! А ты и не спрашивал.
– Что я, какой-то ревнивый дурак из Средневековья, что ли? Мы же современные люди, я понимаю, что всем нужна некоторая свобода.
– Да уж, свобода, – фыркала я, глядя, как он сидит около телевизора и молча потягивает пиво. Бесконечный поток пивных бутылок всех сортов и мастей. Удивляюсь только, как его многочисленные клиенты не жаловались на его состояние. Впрочем, нет, на работе он всегда держался. Имеется в виду не больше пары бутылок, да и те после обеда. А до обеда ни-ни.
Я уверена, что если бы Кешка все же нашел в себе силы бросить свой алкогольный марафон на длинные дистанции, мы бы вполне могли быть счастливы. Периодически (но не реже раза в год) меня охватывало такое жгучее отчаяние и понимание всей бессмысленности нашего брака, что я начинала метаться и страдать, как птица в клетке. И кричать, и бить посуду, и взывать к Кешкиному разуму. Я просила его бросить пить, привести в порядок нашу жизнь, в конце концов, завести детей. Завести детей не получалось. Непонятно, почему. Врачи клялись и божились, что все у нас хорошо. Просили подождать, не думать о плохом, а Кешка говорил, что для него это вообще не важно. Что он хотел только меня в полумраке и тишине нашей спальни. Он был неутомим, он мог неистово заниматься со мной сексом, но никакие силы не заставили бы его со мной поговорить. И уж, конечно, никакие силы не могли заставить его бросить свою любимую… бутылку. Зато он вполне смог бросить меня.
– Ничего-ничего, – сказала я себе. – Пусть теперь она помучается. Пусть теперь она его потаскает до кровати, пусть постаскивает с него носки.
Не помня себя и никак не контролируя своего маршрута, я все же оказалась перед дверью своей квартиры, дрожащей рукой нащупала в сумке ключи и отперла эту дверь. Темнота рассеялась не сразу, и хотя так было всегда, я вдруг испугалась, сама не знаю чего. Я подумала, что теперь мне всегда вот так придется входить в свой дом, точно зная, что меня там никто не ждет. И не то чтобы я была так уж рада, когда Кешка оказывался дома и сидел, пялился там в свой ящик. И все же сейчас мне почему-то стало страшно оттого, что этого теперь не случится больше НИКОГДА. Я бросила сумку в прихожей и сразу, не снимая туфель, протопала в кухню и набрала мобильный номер Милы Градовой, Кешкиной помощницы и заместительницы по разного рода вопросам. У меня к ней как раз есть вопросы.
– Мила, это правда? – с места в карьер начала я.
– Что правда? – ледяным голосом переспросила она. Мила никогда не любила меня, считала зазнайкой, высокомерной стервой. Отчасти она была права. Нет, она была полностью права. И плевать на нее, я тоже никогда ее не любила. Кстати, очень может быть, что она даже немного влюблена в Кешку, так она ему предана. Как бы там ни было, мы часто виделись на всяких там вечеринках, она любила делать вид, что дружна со мной. Это лишний раз подчеркивало ее якобы близость, почти родственность к нашей прекрасной семье. Мы даже курили вместе на лестнице, сплетничали. Теперь она не отвертится, все мне выложит.
– Что у Кешки роман с кем-то?
– Если у Иннокентия Александровича с кем-то роман, как ты выражаешься, я этого в любом случае не буду обсуждать, – патетично ответила она. Но я отметила, что голос у нее дрожит. И что ей есть что мне сказать. И сказать это ей очень хочется. Люди всегда любят поговорить именно о том, о чем говорить нельзя.
– А что, может быть, у него роман с тобой? – предположила я, а про себя язвительно подумала: «Нет, это вряд ли. Ты не в его вкусе». Он всегда проходил мимо коротеньких женственных особ с тяжелыми бедрами. Ему подавай что-то такое спортивное, порывистое, с длинными ногами, чуть мальчишеское, задорное. Иными словами, ему всегда хотелось только меня. Это была еще одна причина, почему я была почти уверена, что его новое увлечение – блажь и безумие. И что у него это обязательно пройдет.
– Как ты могла такое подумать! – возмутилась она, но от самого предположения о том, что это возможно (Кешкина страсть к ней, Милой Миле), воспарила и расцвела. Голос потеплел. – Да я, если хочешь знать, никогда в мыслях. Слушай, ты что, плачешь? Тебе плохо? Может, ты выпила?
– В общем-то, еще нет, но собираюсь. Скажи мне, с кем он, – настойчиво повторила я. – Ты ее знаешь?
– Я не понимаю, почему ты звонишь мне? – тихо прошипела в трубку она. – Если у тебя какие-то проблемы с мужем, ему и звони. Но если ты хочешь знать мое мнение, то это было неизбежно. Нельзя так обращаться с таким мужчиной!
– Много ты понимаешь, как надо обращаться с мужчинами. Много ты знаешь о Кешке! И мне плевать на твое мнение! – хотелось сказать мне, но я удержалась и заставила себя сказать:
– Просто так вышло. Я не думала, что все так получится. Я тоже переживаю, ведь я все-таки его жена и его люблю (вранье, вранье!).