Филип не изменил своего решения. Он должен ехать.
— По-моему, плачет, — шепнул Джордж в ответ.
Он махнул брату рукой, улыбнулся и выскочил за дверь. Он опять опаздывал, но теперь это не имело никакого значения. Учеба почти завершилась. Скоро последний звонок, а в сентябре — Гарвард. Школа существовала лишь для того, чтобы встретиться с друзьями, пофлиртовать с девчонками — словом, хорошо провести время до обеда. Ему нравилось ходить в школу, но он никогда не был прилежным учеником вроде Филипа.
Жаль, конечно, что брат уходит на фронт, но Джордж не сомневался, что Филип прав, а Эдвина — нет. Будь жив их отец, он сказал бы Эдвине то же самое, но его, к сожалению, не было. А Филип уже взрослый и ведет себя как настоящий мужчина.
Чуть позже Филип нашел Эдвину в саду и попытался продолжить разговор с ней, но она яростно полола сорняки и притворялась, будто ничего не слышит. Потом, повернувшись к нему, она откинула с лица волосы. По ее щекам текли слезы.
— Если ты не ребенок, так веди себя, как подобает мужчине, и останься с нами. Из-за тебя я пять лет возилась с этой проклятой газетой, так что же мне делать теперь? Забыть о ней?
Газета была совершенно ни при чем, и они оба понимали это. На самом деле она хотела сказать, что боится. Так боится, что не может даже думать об отъезде брата, и сделает все, чтобы не пустить его в Европу.
— Газета может подождать. Дело не в газете, ты и сама это прекрасно понимаешь.
— Дело в том… — Она хотела привести новые аргументы, но язык не слушался ее.
Филип стоял перед ней такой сильный, молодой. Господи, сколько надежд связывала она с ним! Он не сомневался в собственной правоте и хотел, чтобы она поняла его, но это было выше ее сил.
— Дело в том, — прошептала она и протянула к нему руки. Он шагнул ей навстречу. — Дело в том, что я так люблю тебя, — она всхлипнула, — ну, пожалуйста, Филип, не уезжай…
— Эдвина, я должен.
— Ты не можешь…
Она думала о себе, о Фанни, о Тедди и об Алексис. Ведь он так нужен им всем. А если он уедет, с ними останется только Джордж. Легкомысленный Джордж с его детскими шалостями, с консервными банками, привязанными к лошадиному хвосту, с ручками, которые он «брал на время» из оставленных на улице автомобилей, с мышами, которых он выпускал в классе во время уроков… Милый родной мальчуган, целовавший ее перед сном, а как нежно его руки обнимали Фанни… еще вчера совсем мальчишка… а осенью Джордж тоже уедет. Внезапно все изменилось, как уже было однажды, но теперь у нее не было никого, кроме детей, и она не хотела терять их.
— Пожалуйста, Филип…
Ее взгляд умолял, и он почувствовал себя виноватым. Он приехал в Калифорнию сообщить о своем решении и, естественно, предвидел подобную реакцию, но все же…
— Без твоего согласия я никуда не поеду. Я не знаю, как мне быть, но если ты действительно так хочешь и если ты не сможешь обойтись без меня, тогда я откажусь. — Филип с тоской посмотрел на нее, и по его глазам Эдвина поняла, что у нее нет выбора: она должна отпустить его.
— Но если тебе все-таки остаться?
— Не знаю… — Филип печально осмотрел мамин сад, вспомнил ее и отца, которых они так любили, и вновь повернулся к сестре:
— Мне кажется, я всегда буду чувствовать себя виноватым, я не имею права позволять кому-то еще воевать за нас. Эдвина, я хочу быть там.
Его уверенный и спокойный вид повергал ее в отчаяние. Она не понимала, чем война притягательна для мужчин, но была уже готова примириться с неизбежным.
— Но почему? Почему именно ты?
— Потому что хоть для тебя я все еще ребенок, на самом деле это не так. Я вырос, Эдвина.
Она молча кивнула, распрямилась, отряхнула юбку, вытерла ладони. Прошло довольно много времени, прежде чем она, глядя ему в глаза, сказала:
— Я согласна.
Ее голос дрогнул, но она уже решилась. Хорошо, что он приехал, чтобы поговорить с ней. Не сделай Филип этого, Эдвина никогда бы не смогла его понять. Даже сейчас она не была уверена в правильности его поступка, но она уважала брата. В одном он прав: он больше не мальчик. И должен сам отвечать за принятые решения.
— На что согласна? — Филип растерялся оттого, что сестра так неожиданно уступила. Она улыбнулась.
— Я благословляю тебя, глупыш. Я предпочла бы, чтоб ты остался, но ты вправе сам определять свою судьбу. — Эдвина вновь погрустнела. — Пожалуйста, возвращайся.
— Я обещаю… я клянусь… — Он обнял ее и крепко прижал к груди.
Они долго стояли так, а Тедди смотрел на них из окна.
Весь вечер братья провели вместе. Филип укладывал чемодан и предложил Джорджу захватить с собой в Гарвард кое-что из его вещей. Далеко за полночь они спустились в кухню, чтобы перекусить.
Джордж оживленно болтал, размахивая куриной ножкой, желал брату удачи, говорил о хорошеньких француженках, но Филипу было совсем не до них.
— Береги Эдвину, — сказал он и предостерег Джорджа от искушений вольной жизни в Гарварде.
— Да брось ты! — Джордж ухмыльнулся, разливая пиво.
Филип уже упаковал свой багаж, и до утра оставалось еще много времени. Братьям не хотелось расставаться этой ночью, и Джордж знал, что Эдвина не рассердится, даже если они выпьют лишнего: сегодня особая ночь.
— И тем не менее не доставляй ей лишних хлопот, — настаивал Филип. — Ей было трудно заботиться о нас все эти годы.
Минуло пять лет со дня трагической гибели их родителей.
— Ну, мы вели себя не так уж плохо. — Джордж улыбнулся, отхлебнул пива и попробовал представить своего брата в военной форме. Ему бы форма очень пошла, и Джордж пожалел, что не может поехать с ним.
— Если бы не мы, она, возможно, вышла бы замуж, — продолжал Филип задумчиво. — А может, и нет. По-моему, ей так и не удалось преодолеть свою любовь к Чарльзу. И, кто знает, удастся ли…
— Не думаю, что она к этому стремится, — сказал Джордж. Он хорошо знал характер своей сестры.
Филип кивнул.
— Ты только не огорчай ее. — Он ласково посмотрел на брата и поставил стакан. Затем улыбнулся и взъерошил волосы Джорджа. — Я буду скучать по тебе, парень. Желаю тебе успешной учебы в Гарварде.
— А тебе удачи, братец. — Джордж улыбнулся, думая о приключениях брата во Франции. — Может, мы еще увидимся в Европе…
— И не думай об этом, — Филип покачал головой, — ты нужен здесь. — По его глазам было видно, что он действительно так считает.
Джордж вздохнул и произнес:
— Знаю. — А затем продолжил непривычно серьезным тоном: