— Ладно, — сказал Фенвик и нетерпеливо встал, порываясь действовать. — Тогда такой план. Первым делом, Фил, завтра утром задержите Бразертона. И заставьте его говорить.
Снова кивки и одобрительный ропот. Команда приободрилась и сфокусировалась на своей мишени. Но их мысли прервал негромкий голос:
— Есть одна вещь, которую вы не учитываете.
Все головы повернулись к Марине. Она держала перед собой открытый блокнот и ждала, пока присутствующие успокоятся.
— Какая? — спросил Фенвик, явно раздраженный тем, что его перебивают.
— Что это точно не он.
— Прекрати, прекрати, прекрати…
Эстер носилась по комнате, зажав уши ладонями и со злостью мотая головой. Ничего не помогало. Писк младенца проникал и сюда. Она зажала уши еще крепче и открыла рот.
— Ла-ла-ла, я ничего не слышу… Нет, нет, нет, я совсем не слышу тебя…
Она перешла на крик и забегала по комнате еще быстрее, крепко зажмурив глаза, бросаясь из стороны в сторону, давая выход бессильной ярости.
— Ла-ла-ла…
Крик ее превратился в вопль. Но и это не помогло. Как бы сильно она ни кричала, ей все равно не удавалось заглушить его плач.
Эстер резко остановилась и повернулась, чтобы еще раз посмотреть на ребенка, который обещал ей столько счастья и удовольствия, а на самом деле принес одни только неприятности. Он лежал в старой ржавой ванночке на довольно грязном одеяле, укрытый другим таким же одеяльцем. Эту ванночку сама Эстер и вся ее семья всегда использовали в качестве детской кроватки. Она должна была быть сентиментально привязана к ней — все-таки это была их семейная реликвия, — но ничего такого не испытывала. Мысли ее работали в другом направлении. Возможно, когда она была совсем маленькой, она чувствовала себя в своей кроватке в полной безопасности. Но она не была в этом уверена. Она не может помнить этого, говорила она себе, память все стерла. Те воспоминания принадлежат другому человеку. И она не хочет снова стать этим человеком. Никогда. Да и не сможет.
Она отняла ладони от ушей. Ребенок по-прежнему издавал какие-то звуки. Но это был уже не тот крик, что раньше, сильный и громкий. Теперь это больше напоминало бесконечный плач от боли. Но если уж на то пошло, он был еще хуже, чем крики. Она подскочила к ребенку, вынула его из кроватки, подхватив под ручки, и посмотрела прямо в хнычущее, сморщенное, глупое маленькое личико.
— Заткнись! — заверещала она. — Заткнись! А то я… А то я…
Она сильно встряхнула его. От этого звук плача стал вибрирующим. Получилось забавно. И Эстер обязательно рассмеялась бы, если бы все это так ее не раздражало.
— Заткнись! Или я швырну тебя об стенку! Вот тогда ты станешь поспокойнее…
Но ребенок, казалось, не понимал ее. Он продолжал хныкать. Взгляд Эстер забегал между стеной и кроваткой, но она, рассерженно фыркнув, все-таки бросила его обратно в ванночку. Ударившись, он подпрыгнул на одеяльцах и на несколько секунд замолчал от страха и удивления. Она пристально посмотрела на него. И почувствовала этот запах.
— Да ты воняешь… фу-у…
Ребенок готовился заплакать снова. Она видела это по нему. Ей нужно было что-то сделать. Может быть, вот это. Возможно, ему надо поменять подгузник. Он до сих пор был завернут в те же пеленки, в которых ее муж принес его домой. И на нем не было даже подходящего подгузника. Пока еще. Это нормальное дело — как их менять, она видела по телевизору. Маленькие детки всегда лежат на спине, дрыгают ножками и смеются, пока красивые молодые мамочки с улыбкой вытирают им попки специальными тряпочками и надевают на них новые подгузники. Что ж, это просто. Она без труда сможет сделать это. А когда она это сделает, ребенок будет улыбаться, а тогда уже начнет улыбаться и она сама. Все просто.
Она расчистила место на верстаке, сметя инструменты на пол массивной мускулистой рукой, и сдула с его поверхности деревянную стружку и металлическую пыль, прежде чем вытянуть ребенка из ванночки и положить туда. Он молчал, испуганный таким перемещением. Эстер улыбнулась. Так и должна действовать настоящая мать. Хорошо. Это сработало.
Она стала по одной разворачивать пеленки, снимая их как можно быстрее и бросая на пол. Наступившая тишина подтолкнула ее к тому, чтобы снова заговорить сюсюкающим детским голосом, как она и собиралась раньше. Она вынула из пакета подгузник и взяла тряпку, чтобы вытереть ребенка.
— Приготовься, — проурчала она, подражая говору маленьких детей. — Мамочка уже идет…
Она посмотрела на его тельце. Оно все было в каких-то розовых и синих пятнах, как и лицо. Но теперь здесь появились еще и желтые. Так и должно быть? Она думала, что нет, но ребенок двигался, так что, наверное, все в порядке. А еще он был холодным. Может быть, дети и должны быть холодными? Она-то думала, что они теплые. Еще один момент, с которым телевидение и книги что-то напутали.
Эстер улыбнулась. Возможно, ей самой нужно написать книжку о маленьких детках. Или пойти на телевидение и поговорить о них. Рассказать всю правду, какие они на самом деле. При этой мысли она ухмыльнулась и начала разматывать последнюю пеленку. То, что она там увидела, мгновенно стерло улыбку с ее лица.
— Фу… нет…
Она не знала, что делать. У нее в руке была тряпка, но она не хотела прикасаться к нему. Она пожалела, что рядом нет ее мужа, чтобы помочь, хотя и знала, что он ничего бы делать не стал.
«Ухаживать за детьми — это женское дело, — не раз говорил он. — Я не возражаю достать тебе ребенка, но присматривать за ним будешь уже сама».
И она на это согласилась. Так что теперь придется справляться самой.
Она взяла тряпку и, задерживая дыхание, принялась за работу. Наконец она закончила с этим и бросила грязную тряпку на кучу пеленок. Она вынула влажные салфетки, которые идут в комплекте с подгузниками. Когда детей вытирают этими салфетками, они улыбаются. Она вытерла его. Он не улыбался. И не смеялся. Но и не скулил. Это уже кое-что. Она вытерла его снова. Уже лучше. Он стал чистым. Она выбросила салфетку к пеленкам и тряпке. И посмотрела на лежавшего перед ней голенького младенца.
У него торчала одна штучка. Маленькая и сморщенная, с достаточно большой выпуклостью снизу. Это был мальчик.
— Ох…
Она протянула руку и взяла его маленькую штучку в свои большие толстые пальцы. Совсем крошечный. Она почувствовала, как внутри нарастает грусть, сопровождающаяся какой-то дрожью в ее теле.
Нет. Все это было уже в прошлом. Она та, кем она есть сейчас. Она Эстер. Жена и мать. Она счастлива. Счастлива.
Она отпустила его штучку и начала надевать на ребенка подгузник. Это не должно быть так уж трудно. Она смотрела на рисунок на упаковке и старалась повторить все действия. За работой она думала. Об этой маленькой штучке у ее ребенка. Она надеялась, что ее муж хотел именно мальчика. Должен был хотеть. Все мужчины хотят этого, разве не так? Отцы хотят иметь сыновей. На нее накатила новая волна грусти. Большинство отцов. Но некоторые хотят девочек. Некоторые делают их девочками.