И вот теперь еще один ребенок.
Не запланированный, тем не менее желанный, по крайней мере для Каролин. Потому что, если быть честной, — а сейчас, лежа без сна в темноте, когда весь остальной мир спит, она могла быть абсолютно честной с собой, — больше у нее ничего не было. После последнего переезда не осталось друзей, если не считать других молодых мамочек. Их двое детей относились к ней, как к личной служанке. Муж игнорировал ее. Так что этот ребенок был для нее долгожданным.
Она снова взглянула на Грэма. Мужчина, которому она отдала все свои мечты и желания. Свое сердце и душу. Ее бывший Ромео лежит сейчас рядом, храпит, и из уголка его рта стекает струйка слюны.
Только бы у него не было романа на стороне. Это означало бы, что ребенок — это все, чего она еще может ожидать от этой жизни. Пожалуйста, пусть у Грэма никого не будет…
Ребенок брыкнул ножкой. Она подвинулась, стараясь лечь удобнее.
Вздохнула. Ей предстояла еще одна такая ночь.
Фил сидел на диване у себя в гостиной и пил пиво. Набрал полный рот, подержал его немного, поперекатывал с одной щеки на другую, потом проглотил. Откинул голову, закрыл глаза. На кофейном столике валялась упаковка из-под еды на вынос из индийского ресторана, из стереосистемы звучала песня «Одиночество машиниста башенного крана» группы «Элбоу». Он вздохнул, вслушиваясь в слова Гая Гарви, который пел о том, как далеко ему падать на землю.
Вернувшись с работы, он много думал об этом деле, особенно о поведении Фенвика. Но несколько упражнений на домашнем силовом тренажере избавили его от этих размышлений. И теперь, когда ему следовало бы сформулировать свои задачи и планы на завтрашний день, он обнаружил, что все его мысли заняты Мариной. И только Мариной.
После того как она ушла из его жизни, разбив при этом его сердце, он чувствовал себя обездоленным. Его особенно задевало то, что она полностью разорвала отношения, и это после всего, что они значили друг для друга. Ни телефонных звонков, ни записок, ни писем по электронной почте — ничего. Словно он для нее умер.
Его рвавшиеся наружу взрывные эмоции в своем развитии прошли несколько четко распознаваемых этапов. Сначала — непонимание ее действий. Угрызения совести, что она будет обвинять его за Мартина Флетчера. Потом — злость, когда она не дала ему объясниться и доказать, что он невиновен. Злость переросла в ярость, когда он попытался начать ненавидеть ее, исходя из своей системы взглядов, когда говорил себе, что она его не стоит, и когда потерпел в этом полное фиаско. И наконец — оцепенение и пустота, когда он понял, что оставшуюся часть жизни ему придется провести без нее. При этом он бессчетное количество раз проигрывал прошлые разговоры с ней, выдумывал и представлял себе новые, которые они могли бы вести, рассматривал различные сценарии развития событий и их возможный исход.
Из состояния задумчивости его вывел резкий телефонный звонок.
Он вскочил, чтобы ответить, подумав, что это может быть Марина, но потом вернулся в профессиональное русло и решил, что это могут звонить из управления с последней информацией о ходе расследования. Или даже о еще одном убийстве.
«Господи, не допусти этого. Прошу тебя, пусть это будет не так…»
Но он не угадал.
— Здравствуй, сынок.
Фил расслабился. Это была Эйлин Бреннан. Женщина, заменившая ему мать.
— Привет, Эйлин! — Он щелкнул кнопкой на трубке и немного приглушил звук. — У вас все в порядке?
— Все отлично, Фил. Дон передает тебе привет.
Фил совсем забыл. По средам вечером он всегда звонил Эйлин.
— Прости, — сказал он. — Я должен был позвонить тебе.
— Все нормально. — Она вздохнула. — Просто мы видели новости. Эти девушки… Это ужасно! Я сказала Дону, что наш Фил, должно быть, занимается этим делом.
Фил услышал нотки гордости в ее голосе и улыбнулся.
— Точно, занимаюсь.
— И только поэтому ты подвел бедную дочку Линн Лоуренс.
— Прошу тебя…
— А ты не мог бы встретиться с ней позднее? Сходили бы в ресторан…
— Не думаю, что я составлю ей хорошую компанию.
— Я знаю, Фил. — Она вздохнула. — Ужасно. Мы живем в ужасном мире.
— Не весь же он такой, — возразил Фил.
— Дон хочет знать все по этому делу. Я сказала ему, что ты не можешь ничего рассказывать. Он это знает, но ничего не может с собой поделать. Так что…
И понеслось. Фил сделал еще пару больших глотков пива. После такого дня послушать сплетни о друзьях Эйлин, с которыми он был едва знаком, о проблемах Дона, пытавшегося разобраться, как работает их новый DVD-проигрыватель, было как раз то, что нужно. Все это говорило ему, что окружающий мир, как бы о нем ни отзывалась Эйлин, представлял собой не совсем уж ужасное место, как ему так часто приходится видеть по роду своей работы, и люди продолжают жить нормальной повседневной жизнью. Ему приходилось слышать, как некоторые из его коллег говорили о своих родителях и ответственности перед ними как об очень скучных обязанностях, выполнять которые они ненавидят. Но у Фила все было иначе. Ему звонки от Эйлин нравились.
Разговор шел к концу, судя по тому, что Эйлин добралась до своей обычной завершающей фразы.
— Я бы очень хотела, чтобы ты встретил хорошую девушку, Фил. Остепенился. Ты заслуживаешь такого человека. Человека, который даст тебе немного счастья.
Он ответил в том же тоне.
— Я знаю, Эйлин. Но у меня просто нет такой возможности. На своей работе я вообще не вижу женщин.
«Разве что мертвых», — подумал он, но, к счастью, вслух этого не произнес.
— Что ж, я пыталась тебе помочь. Но ты уже взрослый мужчина и можешь сам позаботиться о себе. Да, Дон спрашивает, приедешь ли ты в воскресенье, как договаривались? Я думаю, ему просто нужно пойти с кем-нибудь в паб и посмотреть там футбол. Не понимаю, зачем ему это. У нас дома спутниковая антенна.
Фил представил Эйлин, сидящую в своем любимом кресле, и их большой, стоящий на отшибе дом постройки пятидесятых годов в Майл-энд рядом с железнодорожной станцией. Архитектура под стиль эпохи Тюдоров, с балками снаружи и внутри. Отделанный со вкусом, разрушавшийся несколькими поколениями воспитывавшихся здесь детей и каждый раз любовно восстанавливаемый. Он любил его. Атмосфера, шумная и насыщенная энергией, но в то же время дарящая тепло и утешение. Он казался опустевшим теперь, когда Эйлин и Дон отошли от дел, не брали воспитанников и остались здесь только вдвоем. Но Фил по-прежнему любил приезжать сюда. Это делало его выходные особенными.
— Ничего не изменилось, я приеду. И с нетерпением этого жду.
Они попрощались. Эйлин повесила трубку, и Фил снова остался один.
Он вздохнул. Ее слова разбередили ему душу. Он оглядел свою гостиную. Хорошо обставлена, книги на полках, диски, постеры на стенах. Все говорило об интересной, полной жизни. Он был счастлив в компании с самим собой. Большую часть своей жизни он проводил в одиночестве. Но иногда ему все же хотелось бы иметь кого-то, с кем можно было ее разделить. Кого-то, кто ждал бы его дома.