— Эта вечеринка… — начала Анни.

— О господи… — сказала Фил.

Он знал, что Анни смотрит на него, пытаясь понять его реакцию, но не мог поднять глаза ни на нее, ни на Клейтона. Пульс его участился. Он попытался не обращать на это внимания.

— Обратите внимание, один человек не пил, — произнес кто-то из спальни.

Они обернулись. Голос принадлежал Нику Лайнсу, патологоанатому, который до этого стоял, склонившись над кроватью, а сейчас выпрямился и смотрел на Фила поверх очков. Это был высокий мужчина с бритой головой, очень бледной кожей и крючковатым носом; он обладал несколько кладбищенской внешностью и соответствующим мрачным чувством юмора, под стать своему виду.

«На месте преступления он всегда возбужден», — подумал Фил. Насколько его вообще что-то может возбудить.

Лайнс снял очки и взглянул на Фила.

— Думаю, это потому, что она была беременна, судя по предварительному осмотру.

Фил уставился на вспоротый живот с новым чувством ужаса. Он не решался вслух спросить о том, о чем подумали все трое.

— Вот черт… — Это было все, что он смог сказать.

— Это точно, — ответил Лайнс печально. — Она была беременна. Хотя вы и не спросили, мой ответ «нет». Нигде никаких следов ребенка. Во всей квартире. Как только мы поняли, в каком положении она была, мы первым делом все здесь осмотрели.

Фил чувствовал, что сердце забилось еще быстрее, пульс зашкаливал, и он попытался успокоить его. С таким настроением от него будет мало толку. Он повернулся к патологоанатому и решительно спросил:

— Что ты выяснил, Ник?

— Как я уже сказал, все это только предварительно. Не требуйте от меня пока чего-то большего. Сначала вещи очевидные. Сломанный нос, кровоподтеки… Ее ударили в лицо. Сильно ударили. Похоже, в затылок ей был сделан укол. А потом еще один, в основание позвоночника. Понятное дело, я пока точно не знаю, но рискну предположить, что это было нечто, парализовавшее ее.

— А… разрезы?

Ник Лайнс пожал плечами.

— Я бы сказал, что выполнено это, похоже, с какими-то минимальными навыками. Там, в коридоре, преступник знал, где находятся эти артерии. Так же, как и здесь. Он прекрасно понимал, что делает.

— Время смерти?

— Сейчас трудно сказать. Поздно вечером. После одиннадцати, видимо. Примерно так. Я бы сказал, с десяти до двух.

— Какие-то следы сексуальной деятельности?

По губам Лайнса скользнула легкая улыбка. Фил знал, что это его способ показать свое раздражение от слишком большого количества вопросов.

— Как сказал великий Мао, когда у него спросили, насколько, по его мнению, была эффективна французская революция, «сейчас еще слишком рано что-то говорить».

— Есть какие-нибудь зацепки насчет того, кто мог это сделать? — спросил Клейтон.

Лайнс вздохнул.

— Я просто рассказал вам, как они умерли. А разобраться, почему они это сделали, — ваша задача.

— Я имею в виду, что это был за человек, — сказал Клейтон, которого явно задел такой ответ. — Сложение и все такое.

— Пока ничего.

— А какой у нее был срок беременности? — спросила Анни.

— Уже очень поздний, я бы сказал.

— Насколько поздний?

Лайнс бросил на нее профессионально высокомерный взгляд. Было видно, что он начинает злиться.

— Я патологоанатом, а не провидец.

— Мы тоже, между прочим, на работе, — раздраженно заметил Фил в тон Лайнсу. — И нам нужно знать, умер ли ребенок на данный момент или все же есть шанс, что он может быть жив.

Не глядя на Фила, Лайнс снова посмотрел на тело на кровати.

— Судя по состоянию ее матки, я бы сказал, что срок почти закончился. До родов оставались недели.

— И это значит?..

— Это значит, что «да». Существует большая вероятность, что ребенок еще жив.

Глава 3

Марина Эспозито медленно зашла в комнату и огляделась. Она нервничала. И не из-за того, что ей конкретно предстояло сделать, а из-за публичности происходящего. Из-за того, что после того как она сделает этот шаг, вся жизнь ее изменится, изменится навсегда.

Комната была большая, стены пастельных тонов, пол деревянный. Здесь было тепло, но в то же время прохладно — ощущение, которое возникает во многих фитнес-центрах. Она попыталась тихонько проскользнуть в раздевалку, не встретившись ни с кем взглядом и тем более не заговорив, и поскорее переоделась. Она слышала их, видела их, болтающих и смеющихся, и инстинктивно понимала, что никогда не сможет быть частью этого. Никогда по-настоящему не станет одной из них. Независимо от того, что́ будут диктовать обстоятельства. Сейчас она увидела там тех же женщин, и сердце ее оборвалось. Волосы собраны в узел или завязаны на затылке, ноги босые или в кроссовках. На всех трико ярких расцветок и подобранные в тон толстовки без капюшона — джоггеры. Полный макияж. На Марине же были серые брюки для бега трусцой, черная футболка, старые кроссовки. Она чувствовала, что выглядит убого и уныло.

Кто-то остановился рядом с ней.

— Вы заблудились?

— Да, — ответила она, поворачиваясь. Слова рождались с трудом.

— Пренатальная йога? — спросила женщина, увидев под мышкой у Марины коврик.

Марина молча кивнула.

Женщина улыбнулась.

— Тогда вы к нам.

Она похлопала себя по животу. Он был намного больше, чем у Марины. Тугой и твердый, обтянутый ярко-оранжевым трико. Он гордо выступал, поддерживаемый снизу завязкой ее джоггера с закатанными рукавами. Сквозь натянутую ткань Марина видела раздутый пупок, похожий на узел воздушного шарика. Женщина улыбалась так, будто ее размеры и формы были самым естественным делом в мире. Она взглянула на живот Марины.

«О боже, — подумала Марина. — Смотреть на животы… С этого момента, здороваясь, я должна буду делать именно это».

— Какой у вас срок?

— Всего… три месяца. Четыре.

Женщина заглянула в зал.

— Вы начинаете рано, это хорошо.

Марина чувствовала, что ей тоже нужно что-то спросить.

— А как… как вы?

Женщина рассмеялась.

— Судя по его размеру, это может произойти в любой день. Восемь месяцев. Кстати, меня зовут Каролин.

— Марина.

— Очень приятно. Ладно, заходите. Мы здесь не кусаемся.

Каролин вошла в зал, и Марина последовала за ней. Теперь Марина оценивала эту женщину, глядя ей в лицо, а не на живот, как сначала. За тридцать, бойкая, жизнерадостная. Вероятно, домохозяйка из какого-нибудь района вроде Лексдена. В хорошей форме, дни ее заняты ленчами с друзьями, походами в гимнастический зал, к парикмахеру, на маникюр, по магазинам. Человек совсем не Марининого типа. Каролин остановилась и заговорила с другими женщинами, приветствуя их, как старых подруг. Все они были очень похожи на нее, словно сделаны под копирку. Ярко одетые и круглые. Смеющиеся и хихикающие. Марина чувствовала себя так, будто попала на сборище Телепузиков.