Он сел напротив Бразертона, стараясь не думать о том, что за ним наблюдает Марина. Он посмотрел на стол. Поверхность его была испещрена надписями и царапинами, которые накапливались здесь после посетителей, как геологические наслоения: написанные или выцарапанные имена, признания в невиновности, а иногда и в любви, анонимные попытки сдать полиции членов криминальных группировок, высказывания как о полиции вообще, так и об отдельных ее представителях. Фил всегда проверял наличие здесь своего имени и контекст, в котором оно упоминалось. Это было сродни приобщению к своего рода бессмертию — по крайней мере, до того момента, когда стол будет выскоблен, — и он испытывал чувство извращенной гордости от того, что произвел на кого-то столь сильное впечатление и тот решил поведать об этом миру. Даже если при этом делалась попытка сообщить этому самому миру, какая он сволочь.

Он взглянул на Бразертона, который по-прежнему не обращал на него никакого внимания. Сделал глубокий вдох. Посмотрел на Бразертона еще раз.

— О’кей, Райан, — сказал он, глядя тому прямо в лицо и надеясь встретиться с ним глазами, — у нас сейчас не официальный допрос с уведомлением об ответственности за дачу ложных показаний. Мы не будем вести протокол, не будем ничего записывать. Пока что. Просто поговорим, вы и я.

Бразертон пожал плечами.

— Мне нечего вам сказать.

Фил улыбнулся.

— Это верно. За вас говорят ваши поступки.

Бразертон поднял на него глаза.

— Что это должно означать?

Фил подался вперед.

— Да бросьте, Бразертон! Разве не вы преследовали сержанта во дворе своим грейфером? И вывалили на него целую груду металлолома? Это я пока образно выражаюсь, если не выяснится нечто большее.

Бразертон пожал плечами, но Фил почувствовал, что его напряжение немного спало. Он придавил еще.

— Знаете, в ваших действиях не было необходимости.

— Правда?

— Конечно. Совершенно никакой необходимости. Почему бы вам не поговорить с нами? Не поговорить со мной?

Бразертон прищурился.

— Что вы имеете в виду?

— Что я имею в виду? Вы знаете, что я имею в виду. — Фил с заговорщицким видом улыбнулся и еще больше склонился над столом. — Как мужчине с мужчиной.

Бразертон смотрел на него с явным недоумением. Фил продолжал настаивать.

— Райан, я говорю о Клэр. Я признаю, ситуация сложная, однако давайте все-таки побеседуем. И если у вас есть что сказать, сделайте это. До сих пор вы настаивали, что все время были с Софи.

— А что я должен вам рассказать?

Фил улыбнулся.

— Перестаньте. Вы далеко не первый человек, у которого возникли проблемы с женщинами. И я уверен, что не последний. Такое со всеми случается.

Бразертон фыркнул.

— Даже с копами?

Фил со вздохом сокрушенно покачал головой.

— Вы себе даже представить не можете… Причем проблемы, очень похожие на ваши.

Похоже, Бразертона это заинтересовало. Фил внимательно следил за ним. По выражению лица было видно, что тот колеблется, говорить или нет, стоит ли поделиться личными делами с человеком на другом краю стола. Фил еще ближе подвинулся к Бразертону. Прежде чем заговорить, он как бы невзначай оглянулся — не подслушивают ли их? — и понизил голос.

— Райан, я только хочу сказать, что прекрасно понимаю, как это бывает. Иногда приходится… — Он выразительно сжал кулаки. — Вы понимаете, что я имею в виду.

Лицо человека напротив отражало бурю бушующих в нем противоречивых чувств. Фил видел, что Бразертону хочется верить ему, хочется услышать, что он скажет дальше, найти в нем родственную душу, кого-то, кто сможет понять его, поможет разобраться в этом чертовом хаосе. Но он, естественно, был встревожен. Фил продолжал гнуть свою линию.

— У меня была подружка, — сказал он. — Собственно, она была последней, после нее у меня больше никого не было. Сами знаете, как это случается. Вначале все великолепно: никто тебя не притесняет, все к твоим услугам, все, чтобы доставить тебе удовольствие… а потом вдруг начинается. Они хотят переделать тебя. Плохо одеваешься. Выглядишь неправильно. Твои друзья им не нравятся. Вы меня понимаете?

Бразертон кивнул.

— Да уж! Понимаю — не то слово.

— А позже они уже не стараются доставить тебе удовольствие. И, прежде чем успеешь это сообразить, ты уже ничего не можешь сделать, так? — Фил безнадежно покачал головой. — Я не понимаю, почему они идут с тобой, если все, что ты делаешь или говоришь, настолько неправильно, что они горят желанием тебя переделать?

— Клэр была именно такой, — сказал Бразертон. — В точности. Такой… чертовски невыносимой.

Фил понимающе улыбнулся.

— Да, конечно. И что остается делать? Иногда ты их просто немного… — Он сжал и разжал кулаки, сделав свирепое лицо. — Ты вынужден это делать, верно? Вы это понимаете.

Бразертон слегка откинулся назад и снова насторожился.

— Вы бы никогда такого не сделали. Не ударили бы женщину.

— Неужели? — Фил снова оглянулся по сторонам, проверяя, нет ли поблизости лишних ушей, и продолжил еще тише: — Я уже говорил. Не вы первый, не вы последний. Вы не один такой.

В глазах Бразертона мелькнуло что-то похожее на луч надежды. Он соблюдал осторожность, но ему очень хотелось верить в то, что говорил Фил.

— Да?

— Да, — ответил Фил, словно делясь с ним особенно важным знанием. — И не один такой здесь. Сказать по правде, наши парни ненавидят заниматься такими делами, как ваше. Попусту тратить силы и время, когда полно своей полицейской работы. Например, ловить педофилов или настоящих преступников.

Бразертон согласно закивал.

— Абсолютно с вами согласен.

— Так и должно быть, а как иначе? Это естественно. Конечно, вслух такого говорить нельзя. Политкорректность и все такое… За это по голове не погладят.

Бразертон покачал головой.

— Я и сам это прекрасно знаю. Сейчас вообще ничего делать нельзя. Уж и не поймешь, куда катится этот проклятый мир!

Фил, сдерживая улыбку, откинулся на спинку стула.

— Расскажите мне об этом.

Он сделал его.

Глава 40

Время уже почти наступило.

Он припарковал машину как раз в нужном месте — не слишком близко от въезда в коттеджный поселок и не слишком далеко, так, чтобы это не вызывало у местных жителей никаких подозрений. И не потому, что они ему очень уж мешали. Он мог бы зайти в любой дом в этом поселке, если бы захотел, мог бы в каждом из них что-нибудь украсть, и никто бы ничего не понял. Люди, живущие в домах такого типа, настолько готовы высматривать всяких монстров, предлагаемых желтой прессой, за пределами своих поселков, что совершенно не обращают внимания на тех, кто уже находится внутри.