– То есть у тебя все хорошо? – лениво уточнил Борис. Он уже собрался с мыслями и принял свой стандартный облик Рассела Кроу, пресыщенного жизнью и все на свете видавшего и знавшего.
– Давай вместе пообедаем? – пискнула я из-под палат. Уж очень мне не хотелось, чтобы он ушел на такой ноте.
– Я сегодня занят, – буркнул Борис.
Раз мне не надо больше помогать, значит, нечего и напрягаться. Вот так он всегда. Я расстроилась, но, как потом выяснилось, сегодня оказалась занята и я. Как, впрочем, и завтра. За неимением времени для поиска нормальных кандидатов в викториновские участники мне пришлось самой разгадывать собственные дурацкие загадки. Вторым игроком был Ларик, которому стало так интересно посмотреть, а не врет ли его непутевая сестрица в очередной раз, что он оторвал свою хрустальную задницу от дивана и приехал (причем бесплатно) к нам на съемки. Я ожидаемо выиграла, что неудивительно, если учесть, что все вопросы я придумала сама. А Ларик (ха-ха) на вопрос о том, что больше всего оскорбило бояр, ответил, что – введение в их круг всяких там холопов типа Меншикова. Все-таки я куда умнее собственного брата! Как приятно. Как хорошо. И как славно, что небесная канцелярия решила оставить без удовлетворения мои мечты о ничтожном положении и раскаянии Андрея, а постановила выдать мне совершенно на ровном месте дело, которое за пару часов и навовсе пришлось мне по душе.
Случалось ли вам чем-то увлечься так, чтобы все остальное в мире вдруг переставало иметь какое-то значение? Мне лично не приходилось, потому что я человек (как уже упоминалось) спокойный и рассудительный. Не подумав, ни на что не бросаюсь. Правда, иногда случается, что бросаются на меня, как это вышло с Гошкой. Кстати говоря, Гоше всего сорок лет, а то, что он седой и похож на старика-боровика, – так это последствие пребывания в темных затхлых студиях и злоупотребления кофе. И, конечно, отсутствие всякого намека на режим дня и здоровый образ жизни. Даже наоборот. Гоша предпочитал работать в студии по ночам.
– И ты оставайся, – радушно приглашал он, видимо, одобрительно отнесся к моей красоте. – Тут только ночью можно работать. Не ходят всякие придурки.
– По-моему, тут все время кто-то ходит, – ответила я, хотя по ночам тоже оставалась. Идея с Петром Первым вполне устроила продюсеров, которые после тестовой демонстрации заглянули в студию, осмотрели меня с ног до головы и задумчиво почесали подбородки. Славик начал суетливо объяснять, почему я и только я подойду для этой работы.
– Уникальный случай. По доброй воле держала кремль! Очень наш человек, – заверил продюсеров Славик.
– Поживем – увидим, – пространно заявили продюсеры тоном милиционера. – На такое место можно консультантов из профессоров выбирать.
– И что мне делать с профессором? Он же только жрать будет и моделей тискать, – возмутился Гошка.
– И это тоже, – согласился кто-то маленький, с наполеоновским комплексом. Скорее всего, главный из продюсеров. Еще до этого он очень внимательно осмотрел меня со всех сторон. И хотя я была в творческом виде (кеды и строительный комбинезон), он посмотрел на Гошу понимающими глазами. Мол, тут теперь нам самим есть что тискать.
– Я – девушка приличная, – на всякий случай шепотом заявила я. На меня обернулись так, словно я была инопланетянка.
– Приличных девушек почти нет в природе. Это как негры-альбиносы, – уверенно заявил Славик и повел группу продюсеров куда-то в офис поить «Смирновкой».
Я сочла за лучшее скрыться, чтобы не пришлось отбиваться от работодателей под пьяную руку. Но угрозы взять на мое место профессора восприняла и стала работать за двоих, а то и за пятерых. Я практически дневала и ночевала в студии, выискивая исторические вопросы с приколом и так называемым вторым дном. Чтобы нельзя было отгадать с помощью простой логики. Конечно, это была не совсем моя работа, потому что, как выяснилось, существует целая рабочая группа, которая должна разрабатывать варианты, а я – только консультировать их на предмет полного или неполного бреда с научно-исторической точки зрения.
– А почему они тогда ничего не делают? – настороженно спрашивала я у Гоши, который с меланхоличным видом разделывал на столе селедку.
– Почему ничего? Они еще пару недель назад скачали исторические тесты с какого-то сайта.
– И где они? – удивилась я. Раз есть куча уже созданных вопросов, то зачем я мучаюсь.
– Где-то у Славика. Кажется, во втором ящике, – как ни в чем не бывало ответил Гоша и аккуратно щипчиками принялся выдергивать из селедки кости. При этом он смотрел на нее так нежно, будто это не селедка, а грудной младенец.
– Я взгляну? – для проформы спросила я и нырнула в недра Славикова захламленного стола.
Гоша какое-то время наблюдал за моими мытарствами, а потом изрек:
– Ты, конечно, посмотри… Только мы-то уже смотрели. Барахло. Я бы такую передачу ни за что не стал снимать. Нам надо что-то, чтоб бороды рубили.
– Ну, так верните им и пусть делают новый вопросник! А я подкорректирую! – возмущалась я.
– Славик им спьяну подписал акт выполненных работ. Так что придется нам, – скорбно развел руками Гоша и принялся, щурясь от блаженства, употреблять селедку внутрь. – Будешь?
– Нет, спасибо, – раздраженно отмахнулась я от его ароматной рыбешки.
Надо же, какой бардак. Им акт подписали, а мне профессором угрожают и заставляют неделями не видеть белого света. Хотя, если честно, интереснее, чем сейчас, я никогда не жила. И я чувствовала, что готова всю жизнь заниматься всем, чем придется, только бы остаться в этом странном, нелогичном мире телевидения. Здесь я леплю, режу, клею, придумываю всякую ерунду и крашу стены в черный цвет. А еще режу майку на груди, как у Леры… И никто не ругает, а даже наоборот. Наливают и дают премии.
– Что это за жизнь, если тебя вечно нет дома? – ворчал на меня папа, когда ему удавалось выловить меня в коридоре.
– Что это за жизнь, когда я вечно дома? – логично вопрошала я, пытаясь уговорить свой организм, что спать с девяти утра до обеда – это нормально и даже полезно. Вообще-то он у меня довольно сговорчивый, но постоянные смены часовых ритмов измотали и его.
– Смотри, загонишь себя, потом всю жизнь на лекарства работать будешь, – парировал папа, который в отличие от меня очень хорошо знал, что жизнь есть даже после сорока или пятидесяти лет. В мои скромные годы мне казалось, что к тому времени я вся быльем порасту и исчезну в трясине сериалов. Хотя теперь получается, что я, очень может быть, сама буду лепить эти многосерийные мозгодробилки. Эх, надо успевать жить! Тем более что именно здесь, в этой цитадели вранья и условностей, где реальность создается буквально из грязи под ногами, я вдруг нежданно-негаданно обрела подругу. Для меня это большая редкость, потому что, как я уже сказала ранее, дружеские отношения у меня почему-то складываются больше с мужчинами. Когда-то, в детстве, я очень даже печалилась об этой досадной несправедливости.