— И чем это, — Жора начал вскипать, — фамилия вас моя не устраивает?!
— Да я не про то, — усмехнулся гаишник, — когда дело такое, сына тебе рожают, скупиться-то грех!
— Сколько? — безнадежно спросил Георгий.
— А давай сколько не жалко, — улыбнулся гаишник и дружески хлопнул Жору по плечу, — дело-то такое!
Заглянув в тощий после вчерашних текил бумажник, Георгий со вздохом вытащил из него последнюю купюру.
— Э-э-х, — разочарованно протянул капитан, возвращая хозяину документы, — да разве ж за мальчика столько дают?! Здесь в лучшем случае за девку.
— Все, начальник, — Жора раскрыл перед капитаном пустой кошелек, — больше ничего нет!
— Раз нет, так и не нарушай, — напутствовал тот сердито, — взяли моду в роддом с пустыми карманами ездить! А как же врачу дать, а медсестре? А на дорожные расходы? Полная безответственность!
Георгий печально вернулся к машине, повторно окрестив про себя капитана «животным». Сел за руль и поехал, назло врагам, со скоростью сорок. Так, чтобы ни одна полосатая палка на него больше не замахнулась.
Ключ проник в замочную скважину как партизан — легко и бесшумно: частые тренировки в ночное время суток давали о себе знать. Георгий открыл дверь, зашел в квартиру и, наклонившись, начал снимать ботинки. В поле зрения он старался держать двери в комнату и особенно в кухню. Его Катерина отличалась африканским нравом — чуть что, и по дому начинала летать мелкая и крупная кухонная утварь, в зависимости от размеров Жориных прегрешений. Один раз Жора едва увернулся от чайника. В общем, не забалуешь.
Наверное, чисто теоретически надо бы уже немного остепениться — бурное студенчество давно позади, двадцать семь лет как-никак, — но характер человека не переделаешь! Если родился законченным оптимистом и хроническим жизнелюбом, значит, так вот и пронесешься через всю жизнь. Никакие летающие тарелки и чайники тебя не остановят. Да и зачем что-то в себе менять? Так редко встречаются люди, готовые из любой ситуации в жизни сделать шутку. Это же редкий дар, и надо беречь его ради спасения человечества! А то ходят все угрюмые, сгибаются под тяжестью надуманных проблем. Проще надо смотреть на жизнь, веселее!
Георгий наконец избавился от ботинок, даже снял уже куртку, а Катя до сих пор не появилась сама и не явила миру чудес бытовой левитации. Жора, лишенный обязательной программы, обеспокоился и отправился на поиски любимой.
В кухне, куда он вошел на свой страх и риск, Кати не было. Зато на плите стоял горячий обед — волшебно пахнущий борщ и курица, запеченная в духовке. Такое положение дел озадачило его еще больше. Катя не принадлежала к числу женщин, способных учитывать гастрономические интересы мужчины. Большую часть совместной жизни они питались макаронами с сосисками, за исключением тех дней, когда Георгию приходило в голову что-нибудь приготовить. Вот тогда в доме воцарялся настоящий праздник, пропитанный великолепными запахами! А сегодня все оказалось перевернутым с ног на голову. На секунду в голове Георгия промелькнула догадка о том, что в гости приехала «будущая теща» из своего Воронежа. Но Жора тут же отбросил это предположение как чересчур болезненное. Единственное, из чего в жизни он не умел сделать шутку, так это из общения с Елизаветой Арнольдовной. Георгия она решительно не замечала и, видимо, даже не верила в его существование. Все выглядело так, словно Катя была Малышом, Елизавета Арнольдовна — фрекен Бок, а Жора — Карлсоном.
Он поежился, вспоминая те дни своей жизни, в которые делил с Елизаветой Арнольдовной квартиру и, бросив на курицу голодный, но опасливый взгляд, вышел из кухни.
Катя нашлась в комнате. Она сидела на диване и читала книгу. Словно Георгий ушел из дома не вчера вечером на мальчишник, а пять минут назад вынести мусорное ведро. Ни Елизаветы Арнольдовны, ни ее ужасного доисторического чемодана, к громадному облегчению Жоры, нигде не было. Он устало улыбнулся — как подобает человеку, отработавшему ночную смену в аэропорту — и, сев на пол к Катиным ногам, поцеловал выглядывавшую из-под халатика коленку.
— Радость моя, прости, — повел он заготовленные речи, — начальница-душегубка вызвала вчера на работу. Так срочно, что я тебя даже предупредить не успел.
— Да? — Катя потрепала Жору по чуть влажным волосам. — Бедный ты мой. Устал?
— Угм, — оторопело согласился он, не в состоянии произнести даже слово. Такого приема он меньше всего ожидал и теперь понятия не имел, как себя вести. Привычная модель мира дала неожиданный сбой.
— Сходи в душ, — ласково предложила Катя, — и пойдем обедать.
— Катенька, радость моя, — на автопилоте продолжил он, — ты же понимаешь, я отказать не мог. Сейчас кризис, за работу нужно держаться. Прости меня, родная, за все то зло, что я тебе причинил!
— Хорошо, — она засмеялась, — простила.
— Что, — не понял Жора, — вот так вот все просто?! И не будешь ничем в меня кидать? И не надо рассказывать, как надо мной всю ночь измывались VIP-пассажиры?
— Если хочешь, расскажешь, — Катя встала с дивана и, достав из комода чистое полотенце, протянула его Жоре, — за обедом.
— К-к-катенька, — Георгий не выдержал, — ты как себя чувствуешь?
— Прекрасно, — она улыбнулась.
— Нигде не болит? — все еще не верил он.
— Нет, — она радостно мотнула головой, — а почему ты спрашиваешь?
— Ты такая, — Жора в недоумении пожал плечами, — странная.
— Счастливая, — поправила его она, — не странная, а счастливая.
— Из-за меня?
— Правильнее сказать, от тебя. — Катя села на пол рядом с ним и испытующе посмотрела ему в глаза.
— Не понимаю, — пожаловался Георгий.
— А что тут понимать, — Катя взяла его за руку, — я счастлива, потому что в моей жизни появился смысл.
— Тебя приняли на работу в нашу компанию? — обрадовался он.
— Нет, глупый, — Катя рассмеялась, — я на собеседование не пошла.
— Тогда что?
— Я жду ребенка.
В комнате образовалась ватная тишина, сквозь которую Жора слышал только пульсацию крови в собственных ушах. Он подумал, что нужно что-то ответить, и не смог сообразить, что именно в таких случаях говорят. Кажется, радуются.
— Здорово, — пробормотал он.
— Да я уж вижу, как тебе здорово, — у Кати хватило присутствия духа, чтобы улыбнуться.
— Да?
— Да, — Катя вздохнула, — но ты не переживай. Я прекрасно понимаю, что отцом ты стать не готов, что твой образ жизни для этой роли не подходит.
— Почему? — делано возмутился Георгий. — Я вообще-то люблю детей.
— Вообще-то и в частности — разные вещи.
Они помолчали.
— Ты что, — Георгий удивленно взглянул на Катю, — не будешь рожать?