— Что вы собираетесь делать завтра? — весело поинтересовался Куп. Ему удалось заработать приличную сумму, и у него было отличное настроение.
— Работать, что же еще! — ответила Алекс и рассмеялась.
— Опять?.. — Лицо Купа разочарованно вытянулось. — Как скучно! Может быть, ты все-таки постараешься взять выходной, и мы съездим на Родео-драйв, прошвырнемся по магазинам?
— Мне бы очень хотелось… — Алекс улыбнулась ему. Куп снова стал похож на влюбленного мальчишку, на которого невозможно сердиться.
— Боюсь только, — добавила она, — мое начальство будет очень недовольно, если я скажу, что не могу прийти на работу потому, что мне нужно пошататься по шикарным бутикам. Может быть, мне лучше просто выйти на работу? — улыбнулась Алекс.
В полночь они отправились спать. Алекс и Куп долго занимались любовью, и когда на следующее утро она уходила, он даже не проснулся. Алекс все же поцеловала его на прощание. Она простила ему и равнодушное отношение к судьбе Джимми, и недостаток мужества. Алекс знала — некоторые люди по-настоящему теряются, когда им приходится сталкиваться с тяжелой болезнью или несчастным случаем.
Она сама знала нескольких мужчин, которые, порезав палец, падали в обморок. Возможно, что, любя Купа, она пыталась оправдать его — оправдать любой ценой. Наверное, иначе Алекс просто не могла поступить — в противном случае ее собственное душевное спокойствие могло оказаться под угрозой. По ее мнению, любовь означала в первую очередь понимание, готовность к компромиссу и способность прощать. Но если бы такой вопрос задали Купу, он бы скорее всего ответил, что любовь — это красота, секс, наслаждение и что она должна быть предельно простой. В этом-то и заключалось главное противоречие. Хотя Алекс и прожила на свете вдвое меньше Купа, она была во многих отношениях мудрее его и давно знала, что человеческие отношения, особенно такие, как любовь или дружба, по определению не могут быть простыми. Но Куп стремился именно к беспроблемности, ничем не осложненной чувственности.
В обеденный перерыв она поспешила в травматологию, чтобы повидать Джимми. Валери Алекс не застала — минут пять назад она ушла в кафе, чтобы перекусить, и несколько минут они с Джимми разговаривали о его матери. Алекс призналась, что Валери ей очень нравится, и Джимми ответил, что ничего другого он не ожидал. Для него мать была самым лучшим человеком на свете — правда, после Маргарет.
Потом он сообщил Алекс новость: его дела шли настолько хорошо, что уже завтра утром его собирались перевести из интенсивной терапии в обычную палату.
— Это все благодаря вам, — сказал Джимми и чуть заметно кивнул. — Кстати, спасибо, что побыла с мамой, пока я валялся в отключке. Она сказала, что вчера ты провела с ней почти весь день. Я очень благодарен тебе за это.
Если бы не ты…
— Я просто не хотела, чтобы она оставалась одна, — перебила Алекс. — Больничная обстановка, особенно в отделении интенсивной терапии, может напугать человека, а я тут все знаю. Даже знаю, для чего используется большинство этих приборов и установок… — Она показала на громоздившиеся вдоль стены специальные медицинские приборы, большинство которых были уже отключены.
И Алекс снова улыбнулась Джимми. Он выглядел значительно лучше, чем вчера, и она решилась задать ему вопрос, который не давал ей покоя все эти дни.
— Как все это произошло? — спросила она доверительным тоном. — Твой врач сказал, что ты не был пьян. Что же случилось?
Она сидела совсем близко к его кровати, и Джимми машинально стиснул ее руку.
— Не знаю… Не помню… Машина вдруг потеряла управление. Старые покрышки. Неисправные тормоза. Масляное пятно на дороге… Я…
— Ты уверен, что не хотел этого сам? — осторожно спросила Алекс. — Ты сам направил машину к обрыву или… или просто не стал ничего предпринимать, когда тебя вдруг понесло к нему?
Она почти шептала, но Джимми ее услышал. Он долго молчал, потом заговорил:
— Честно говоря, Алекс, я не знаю. Я сам все время задаю себе тот же вопрос. Тогда… когда это произошло, я был как в тумане. Я думал о ней, о Маргарет… В воскресенье был ее день рождения. Наверное, в какую-то долю секунды я решил: пусть… пусть будет что будет. Машину стало заносить, но я ничего не предпринял. Потом я опомнился и начал выворачивать руль, но было поздно. Последнее, что я видел, это свет фар, которые освещали какой-то каменистый склон, потом — темнота…
Это было почти слово в слово то, что Алекс ожидала услышать, и все же она стояла, парализованная ужасом, не в силах ни пошевелиться, ни что-то сказать. Лицо Джимми отражало не меньший страх.
— Нелегко признаваться в этом, — добавил он чуть слышно, — но на какую-то долю секунды я решил положиться на судьбу. Все обошлось, но… это просто случайность. Все могло быть и по-другому, хотя я бы не сказал, что я сознательно к этому стремился…
— Я понимаю… Вернее, мне кажется, что я понимаю, — сказала Алекс. — Ты устал страдать и доверился высшим силам. И ты получил ответ. Что ж, теперь ты должен жить, а пока выздоравливать, — закончила она, улыбнувшись.
— Да. — Джимми осторожно кивнул в ответ. — Я выздоровею, кости срастутся, и я буду крепко стоять на ногах. В последнее время я и сам думал о том, чтобы обратиться к хорошему психоаналитику. Я уже сам не мог выносить того, что со мной творилось. Мне казалось — я медленно тону и никак не могу выкарабкаться на поверхность. Теперь… — Он бросил взгляд на медицинское оборудование, на свои ноги в гипсе, и в лице его что-то неуловимо изменилось. — ..теперь я чувствую себя намного лучше, хотя это, наверное, звучит глупо.
— Я рада это слышать, — кивнула Алекс. Джимми действительно выглядел лучше, и она была рада этому. — Впредь я буду приглядывать за тобой. Вот увидишь — я от тебя не отстану, пока ты снова не начнешь смеяться, плавать, прыгать, играть в теннис.
— Ну, прыгать я не смогу еще очень долго. — улыбнулся Джимми. Действительно, сначала ему предстояло ездить в инвалидном кресле, потом ковылять на костылях, потом — понемногу ходить. На это могли потребоваться недели, но его мать уже сказала, что останется в Лос-Анджелесе и будет ухаживать за ним, пока он не окрепнет. А Джимми обещал готовить ей роскошные обеды и ужины, чего не делал с тех пор, как умерла Маргарет. Врачи сказали, что он сможет вернуться на работу не раньше чем через два месяца, но ему уже не терпелось снова оказаться в Уоттсе, среди своих маленьких друзей, и Алекс решила, что это добрый знак.
— Спасибо тебе за заботу, за все… — сказал Джимми. — Кстати, как ты догадалась?.. — Он имел в виду, как Алекс узнала о подлинных причинах аварии и о той роли, которую он сам сыграл в происшедшем с ним несчастье.
— Ведь я врач, или ты забыл? — Она улыбнулась.
— Не забыл, но ведь младенцы обычно не водят машины и не срываются с утесов.